Обсуждать «июльские таланты» считается в здешнем обществе за моветон. Как физические недостатки. Удивительные, иной раз довольно причудливые способности почти никогда не приносят пользы одаренному и почти всегда очень много говорят о нем окружающим. Как виртуальная аккомпаниаторша Мартына Менделева – визуализация его одиночества. Или небывалый лекарский дар Терентия Ситрина, который может вылечить что угодно – от прыщей до цирроза, – но только у женщин и только одним способом. А способ этот, надо сказать, не всех женщин устраивает – уж больно неказист лекарь, да и замужним как-то неловко. Терентий, хотя поначалу был весьма доволен, но теперь и сам уж не рад – иной раз такая пациентка попадется, что его медицинский прибор никак не включается. Многие обижаются, скандалят, требуют. Ревнивые мужья излеченных несколько раз рихтовали целителю физиономию, считая лечебный эффект несоразмерным моральному ущербу. Так и ходил с фингалами – самому себя полечить анатомия не позволяет.
Сомнительное, в общем, удовольствие – эти таланты, хотя некоторым нравится.
Мне – нет.
Глава 9
То не тот енот
Возвращаясь на работу, сделал крюк к «кафе на углу» – туда, где мы недавно были с Анютой. Хотел потешить кофеиновую зависимость, но обломался. Вот он, этот угол дома, но… Только пыльные стекла без вывесок и выцветшая в своей коммерческой безнадежности табличка «Аренда».
«Забавненько», – подумал я и пошел дальше.
– Добрый день, с вами «Радио Морзе» и Антон Эшерский. Если бы сегодня было 16 апреля, мы бы очень весело отметили День расширения сознания. В этот день Альберт Хофманн случайно потыкал пальцем в ЛСД, и его накрыло. Так химия очередной раз пришла на помощь людям, настолько скучным, что они сами не могут этого вынести…
…If you want to win
Take heroin,
Babe, you got to be tragic
If you wanna be magic…
[35]«Тигровые лилии» запели про то, как классно вмазываться наркотой, я тоже поддался своим слабостям – написал Анюте: «Занята? Надо встретиться». Три куплета спустя она ответила: «В кафе на углу через час». «Оно разве не закрыто?» – ответил я. «Еще чего! Не ерунди», – ответила она. «Ок, буду», – согласился я.
Забавненько…
Кафе было открыто, сияя разноцветной иллюминацией чисто вымытых стекол. Я даже не очень этому удивился. Анюта уже сидела за столиком. Она приветливо помахала мне рукой, пока я разглядывал вывеску. В прошлый раз не обратил внимания, а заведение, оказывается, называется «Палиндром».
Звучала тихая музыка, за стойкой пыхтела кофемашина с функцией капучино и стоял бариста с функцией официанта. За его спиной украшал стену отпечатанный в два цвета постер – вписанные красным по синему в сетку пять на пять латинские буквы:
S A T O R
A R E P O
T E N E T
O P E R A
R O T A S
Под ним висела поясняющая табличка: «БУКВ КУБ»
На стойке врезанными заподлицо в дерево яркими пивными пробками было выложено напоминание: «КИHЬ ЛЕД ЗЕБРЕ, БОБЕР-БЕЗДЕЛЬHИК!», стояла коробочка с визитками таксопарка и надписью: «ИСКАТЬ ТАКСИ».
Бариста как раз наливал Анюте кофе. Когда он подал его к столику, я прочитал на бейдже «Андрей» и «Я ОКО ПОКОЯ».
– Мне то же самое, пожалуйста, – сказал я ему, и он, кивнув, ушел за стойку.
Я разгладил перед собой салфетку, на которой было вышито: «ГОЛОД ДОЛОГ». На Аниной было: «А ТЫ САМА СЫТА?»
– Ну, что у тебя? – спросила Анюта, ковыряясь ложечкой в пирожном.
– Скорее у тебя, – улыбнулся я. – Вот тебе запись интервью с Дидловым, как ты просила.
Я подвинул к ней по столу флешку.
– С Дидловым? – Мне показалось, что она слегка удивилась, но флешку взяла. – Мог бы по почте отправить…
– Во-первых, пока местный почтовый сервер админит любопытный, как выхухоль, Ряпчиков, я даже фотку с котиками предпочту на флешке отнести, – заметил я, – а во-вторых, ты что, мне не рада?
Я с интересом разглядывал интерьер кафе. На стене над столиком висела картина с изогнувшимся в прыжке за птицей котом и крупной подписью: «Коту хорош и шорох утоК», а на деревянном блюдце с крохотными булочками выжжено просто: «Бел хлеБ».
– Рада, Антон, конечно… Просто… Суета все такая. Не обращай внимания.
– Как скажешь. А что там твоя доктор Здоровец?
– Кто? – удивилась Анюта.
– Ну, Яна Здоровец, завотделением гинекологии, пропавшая с концами…
– Какая Яна? – Аня смотрела на меня в полнейшем недоумении. – В больнице вообще сейчас нет завотделением гинекологии, там какой-то кадровый казус, не могут почему-то закрыть вакансию…
– Так, – медленно сказал я. – Стоп. Ты просила меня спросить у Шалых про эту Здоровец, потому что она пропала.
– Я просила?
– Ты. Да вот же… – Я открыл в смартфоне мессенджер, мотнул назад историю сообщений… Она была пуста.
Черт, забыл про эти штуки.
Прямолинейные электронные мозги компьютеров плохо реагировали на тринадцатое июля. Ряпчиков жаловался, что его работа превратилась в ад – базы данных в полночь откатывались на состояние того, что в иных условиях было бы «вчера», но которое было тем же самым «сегодня». Новосозданные файлы могли исчезнуть, обнаружив, что время их создания еще не настало, или стать пустыми, или черт знает что еще. Бэкапы превращались в винегрет внесенных последовательно в один и тот же, но разный день данных, или не открывались, или оказывались не там или не тем. Однажды, просматривая записи с уличных камер, Павлик увидел на них самого себя, но абсолютно не узнал место и обстоятельства. Ничего удивительного, что у местного эсбэшника вместо компьютера на столе бумажки.
– Ну, что там? – спросила Анюта нетерпеливо.
– Блин… – расстроился я, – ну, вот мы же с тобой за этим самым столиком обсуждали пропажу этой Здоровец и что документы там какие-то задним числом… Стоп, да ты же и сама была ее пациенткой, разве нет?
– Анто-он… – протянула Аня удивленно, – ты это… В «Поручике», что ли, вчера пересидел? Я? Пациенткой? В гинекологии? Это, знаешь ли, могло быть только в одном случае, и этого случая, уверяю тебя, не было. Я девушка осторожная, и в мои планы это пока не входит.
– То есть никакую Яну Аркадьевну Здоровец ты не знаешь?
– В первый раз слышу.
– И мы с тобой, сидя за этим столиком, ее не обсуждали?
– Исключено! – Аня смотрела на меня с обидным сочувствием.
