– И на хрен мне работа, скажи? – У него был вид человека, живьем взятого в рай.
Дядь-Витя неверными шагами побрел в сторону лавочки, а я отправился в квартиру, размышляя о законах сохранения. Старый алкаш давно уже питался алкоголем, как машина – бензином, перерабатывая в калории непосредственно спирт. Но если потребляемый алкоголь вырабатывается его же организмом, это что, вечный двигатель первого рода получается?
На лестнице меня перехватил арендодатель, пришлось отсчитать ему суточные. Странно, но он не выглядел при этом счастливым. Вид у него был задумчивый и рассеянный, а уж когда он сунул деньги в карман, не пересчитав, я забеспокоился:
– Виталий, что с вами?
– А, Антон, ничего, ничего… – отмахнулся он, потупившись стыдливо. – Слушайте, а вот как вы думаете, талант – он от Бога или от… наоборот, в общем?
– Что-то там было насчет «Ни один волос не упадет с головы человека без воли Божией», – припомнилось мне, – но я не специалист в духовных вопросах. А что, вас тоже накрыло?
Виталий помялся, озираясь, и нехотя признался:
– Да, сегодня внезапно заметил.
По лестнице мимо нас спускалась соседка с третьего этажа, дама с лицом, исполненным вечной скорби, и столь телесно обильная, что нам пришлось отступить на площадку.
– Марина Петровна, – неожиданно обратился к ней Виталий, – дайте денег.
– Сколько? – спросила она без малейшего удивления.
– Все.
Дама молча вытащила из сумочки расшитый бисером кошелек, протянула его Виталию и, отдав, так же спокойно пошла по лестнице вниз. Он раскрыл его, заглянул внутрь, вздохнул, закрыл и окликнул даму:
– Марина Петровна, заберите, пожалуйста.
Вернув кошелек, он прокомментировал:
– Вот так вот. А ведь аренду из нее как клещами каждый раз выдирал… А теперь к любому подойду – и отдаст, ничего не спросит, – Виталий с интересом уставился на меня, но я строго сказал:
– Но-но, не советую!
– И вот скажите мне, Антон, неужели это от Бога? – Он махнул рукой и пошел по лестнице вниз.
Надо же, какие проблемы у человека.
В «Поручике» веселый и поддатый Славик громко втирал краеведу Пурсону:
– Нет, это вы не понимаете! Для нормальной работы правительства не нужно никаких электоральных процедур!
– А что же нужно, скажите же, ну? – горячился Пурсон. – У вас, видимо, есть рецепт совершенного правления?
– Разумеется! – взмахнул руками Славик. – Чтобы обеспечить идеальное правление, на входе в государственные учреждения должны быть установлены мудакометры с пенделяторами. Представьте – звенит звонок, зажигается надпись: «Осторожно, мудак!» и стальная нога, обутая в кирзовый сапог сорок последнего размера, мощным пенделем отправляет должностное лицо восвояси! Главное, чтобы прибор попервоначалу от перегрузки не сгорел…
Славик заржал и откинулся на спинку стула.
– А пока ученые не готовы наладить серийное производство мудакометров, – продолжил он почти серьезно, – всякое избирательное право должно быть, разумеется, заморожено. Иначе нами будут вечно править мудаки.
– В твоей картине, Слава, – сказал я, усаживаясь на свободный стул, – будет вечный вакуум власти. Мудаков ты не пустишь, а нормальные люди сами не пойдут. Что им там делать, нормальным-то?
– О, здравствуйте, Антон, – поприветствовал меня Пурсон. – Рад вас видеть.
– Этот балабол вас уже так достал?
– Ну что вы, просто он не любит говорить о политике всерьез.
– Знаете анекдот про «Приходишь на пляж – а там станки, станки»? Это про меня и разговоры о политике, – фыркнул Славик.
– Так ты вроде уже безработный?
– Ага, щаз! И двух часов на свободе не погулял. Так что перед тобой, Антоха, новый пресс-секретарь администрации! Отмечаем вот… – Он взмахнул стаканом, звякнул лед.
– Тише, там Менделев сейчас будет выступать, – шикнул на него Пурсон.
Осветилась небольшая сцена со стоящим на ней стулом. В круг света вышел Мартын, сел, взял гитару и заиграл Give It Away
[58] в стилизованном под приджазованный поп шестидесятых кавере, переплетая с темой из фильма «Остин Пауэрс: Голдмембер». Вышло неожиданно и забавно. Девушка проявилась как всегда незаметно – просто в какой-то момент я осознал, что она есть, – в откровенном костюмчике ретро-поп-дивы: короткая кожаная юбчонка с рискованным разрезом, канареечно-желтый пиджак с длинным острым воротником, под ним только серебристый шелковый бюстгальтер. На ногах – высокие, выше колена, блестящие сапоги на платформе. В руках у нее оказался сияющий золотом тромбон, в проигрышах она выводила на нем басовитое «ту-ту-тутум», но больше танцевала «в стиле Остина Пауэрса», совершая откровенные движения тазом и бедрами. В какой-то момент она вдруг остановилась, опустила тромбон и запела:
…Lucky me swimmin’ in my ability
Dancin’ down on life with agility
Come and drink it up from my fertility
Blessed with a bucket of lucky mobility…
[59]Никогда не видел, чтобы женское альтер эго Менделева пела! У нее оказалось глубокое, сильное, чуть хрипловатое контральто, хотя от такой изящной девушки ожидаешь скорее сопрано. Пропев один куплет – этот текст довольно неожиданно прозвучал женским вокалом, – она снова взялась за тромбон. Но вот чудо – когда песня закончилась и Менделев взял короткую паузу, она не исчезла, как раньше, а встала у него за плечом и устроила забавную пантомиму «Я тут, а этот придурок меня не видит» – то приставляя ему рожки, то сооружая из ладошек уши-лопухи, то делая вид, что дергает за нос. Мартын снова взялся за гитару, заиграл какой-то сложный свинг, и она, посерьезнев, встала в стороне – уже в коротком черном с блестками платье в обтяжку и с кларнетом.
Менделев отыграл программу, встал, поклонился, и она, взмахнув длинными черными волосами, поклонилась вместе с ним. Только когда музыкант пошел со сцены прочь, девушка куда-то делась. В зал он уже спустился один.
Мартын подошел к нам поздороваться, но я не стал рассказывать ему о странностях поведения его воображаемой аккомпаниаторши – из суеверного опасения спугнуть. С одной стороны, мне хотелось, чтобы они когда-нибудь встретились, с другой – я вовсе не был уверен, что это будет хорошо. Если верить литературе, встречи с доппельгангером мало кому принесли удачу.
– Антон, можно с вами поговорить? – неожиданно спросил Пурсон.
– Так вот же я, говорите.
