– Это вопрос? – удивился я. Адам чуть потормозил, осмысляя сложную филологическую форму.
– Да это я так спросил, друг Антон, – покачал он густыми дредами, – мне кажется, что я не видел тебя давно, и кажется, что видел недавно, и это немного странно в моей голове, понимаешь? Но ты не надо заморочь, да? Сейчас много стало странно.
– Страннее, чем было?
– Да, совсем-совсем странно, друг Антон. Виски?
– Наливай, Адам. Пока есть виски, все не так странно, как могло бы быть.
К своему удивлению, за дальним столиком я обнаружил Славика.
– Ты же теперь практически государственный чиновник, опора власти, рупор администрации? – спросил его я. – Какого черта ты в рабочее время надираешься, а не плетешь интриги, промывая мозги гражданам и подсиживая коллег?
– А оно рабочее? – Славик с недоумением огляделся вокруг, но окон в «Поручике» не было. – Да хрен с ним, найдут, если понадоблюсь. Нашему дурдому нужен не пресс-секретарь, а психиатр. А не как сейчас – кто первый халат надел, тот и доктор…
Славик расстроенно махнул рукой, побрякал льдом в стакане и поставил его обратно на столик.
– Где тебя носило? – поинтересовался он рассеянно. – Вроде тебя не было… Или нет?
– И как долго меня не было? – спросил я прямо.
– Да черт его… Чего-то у меня путается в голове, – он подозрительно заглянул в стакан, понюхал его и даже попробовал. Успокоенный, поставил обратно: – А, не важно. Сейчас все…
– …странно, знаю, – перебил я, – все странно, но ты все же напрягись и вспомни, когда мы с тобой в последний раз виделись. И где.
– Ну что ты грузишь, Антон? – поскучнел лицом Славик. – Ну, наверное…
Он задумался.
– Ну вот… Нет, это давно. Или недавно? Здесь мы пили, конечно, но мы тут всегда пьем, – Славик чесал лысеющую голову, мучительно что-то припоминая. – Что ж все одинаковое-то такое?..
Что-то такое было же, вот, крутится… – Славик быстро допил стакан. – Да… Но как же…
– Что-то вспомнил? – осторожно поинтересовался я.
– Слушай, а ты же вроде в больнице был, нет? Что-то такое…
– Ну, допустим.
– Ну да, мы еще коньяк вроде пили… Стакан какой-то дурацкий… Я тебе наливал… – Славик внезапно застыл на стуле, пристально уставившись на меня: – Стоп. У тебя же руки сломаны были?!
У меня вдруг закружилась голова. На секунду показалось, что сквозь пошлый китчевый интерьер «Поручика» проступил холодный белый свет на унылых серых стенах больницы, и я быстро, звякнув льдом об зубы, выпил все налитое в стакан. Реальность раздвоилась, закрутилась, меня замутило – но алкоголь взял свое. Мироздание, покачавшись, встало на место. Я все вспомнил. Больница, гипс, доктор, эта, как ее… Оленька? Коньяк. И Анюта… Анюта же пропала!
– Так, когда это было?
– Забыл, где живешь? – грустно сказал Славик. – «Однажды вечером» – самое точное определение времени, которое можно получить в нашем городе. Вроде бы это был не прошлый вечер… для меня. Но я не поручусь. С тех пор как мы потеряли последние остатки стабильности, мое «вчера» может оказаться твоим «послезавтра». И я не шучу, прецеденты были.
– А что у нас со стабильностью? – спросил я.
Реальность в моей голове все еще никак не могла синхронизироваться с воспоминаниями.
– А что последнее ты помнишь?
– Хм… – Я задумался. – До коньяка и больницы? Митинг, который закончился не то реквизициями, не то национализацией…
– Ах, ну да, «венесуэльский вариант»… – Славик отчетливо загрустил.
– Судя по твоей роже, что-то пошло не так?
– Ну почему же? Идея сработала на все сто – реакционный олигархат, лишившийся материальной базы протеста, повержен, администрация торжествует…
– Но?
– Но самовоспроизводство товаров на складах прекратилось. Они больше не респавнятся каждую полночь. Профессор-то не зря говорил – ничего, блядь, не трогайте! «Ничего не меняйте! Рутина нас спасет», – передразнил ученого Славик, – ну вот вам и результат.
– Круто… – признал я, оценив последствия. – И что теперь?
– Ну, есть и положительные аспекты. Ваш видеоролик внезапно оказался очень в тему – во всем винят торговое лобби, ведь это они порушили хрупкое равновесие. Так что у властей к тебе и Анюте никаких претензий, а торгованам не до вас – если тебе снова сломают руки, то не за это. Кстати, а что с руками-то?
– Волшебное действие коньяка, – туманно пояснил я, – неважно.
Объяснять Славику, как теория спонтанных излечений доктора Шалого наложилась на мою физиологическую особенность – потерю памяти при перепое, – я не стал. Вряд ли мой специфический опыт пригодится кому-то еще.
Стрежев спасли фермеры… и монахи! Крестьяне, утомленные непрерывным урожаем вечного лета, без проблем закрыли потребности по основным продуктам, а то, что не растет на полях, внезапно взяли на себя насельники монастыря. В обширных подвалах их обители все продолжало респавниться как ни в чем не бывало, так что туда быстро свезли все остатки с коммерческих складов. По каким-то продуктам образовались лакуны – например, в городе почти невозможно достать пива, в дефиците кофе и мал ассортимент сигарет, – но голодная смерть населению пока не грозит.
– Фактически у нас диктатура, – рассказывал Славик. – Городом управляет нечто вроде чрезвычайного комитета, но, во избежание ложных исторических ассоциаций, он не называется вообще никак. Туда входят губернатор, представитель фермеров, архиерей, генерал… Кеширский твой, кстати, тоже. Экономическая система псевдокоммерческая – все продается за деньги, но, поскольку банки закрыты и распределение всех средств идет через подконтрольный губернатору бюджет…
– Это очень интересно, – перебил я Славика, – дай телефон позвонить.
– Ничего себе! Впервые у меня мобилу прям в кабаке отжимают! – удивился он, но телефон дал.
Номер Анюты набрал по памяти – абонент был вне зоны действия сети. Номер Павлика я не помнил, но сообразил, что он наверняка есть у Славика, и полез листать контакты.
– Эй, – возмутился тот, – есть, вообще-то, такая штука – прайвеси!
Забавно, но рядом с Павликом в «избранном» у него были Вассагов, Евлампий и Крыскина. Интересный у нашего философа круг общения…
Павлик трубку взял, удивился, что я звоню с этого номера, но ничем не обрадовал. Анюта не то чтобы совсем исчезла – периодически ее телефон оказывался в доступе, она даже брала трубку, но отвечала как-то странно, словно не вполне понимая, с кем говорит и что у нее спрашивают. Отключалась и снова исчезала. Павлику удалось выяснить, что телефон регистрируется всегда в одной и той же соте, но более точно определить не получалось. Он просматривал все записи с уличных камер в том районе, но Анюта нигде не засветилась. Как будто она вообще не выходит на улицу, оставаясь все время в одном помещении, но у него не сложилось впечатления, что ее где-то удерживают насильно.
