– А где ты была утром?
– Утром? А сейчас, по-твоему, что?
Я огляделся и понял, что кафе залито ярким утренним солнцем, хотя, когда я подходил к нему, уже смеркалось.
– В любом случае, – она явно начинала злиться, – между нами нет отношений, позволяющих задавать вопрос «Ты где шлялась?»! Отчасти их нет именно поэтому.
– Анют, не сердись, – примиряюще сказал я, – но происходит что-то чертовски странное.
– Не вижу ничего странного, все как всегда, – она обвела кафе неопределенным жестом, показывающим, насколько все как всегда, – слушай, может, завтра все обсудим? Ну, правда, я очень занята сегодня…
– Какое, на фиг, «завтра»? – поразился я.
Как-то давно я не слышал тут этого слова.
– Обычное завтра. Завтра пятница, сходим куда-нибудь после работы. Может быть – только «может быть», имей в виду! – я даже позволю тебе проводить меня домой дальше, чем обычно. У меня родители в командировку уезжают, буду скучать в одиночестве… А сейчас не отвлекай меня, пожалуйста!
– Анюта, ты что, ничего не помнишь?
– Чего я не помню? – Она уже погрузилась в экран. – Антох, не грузи меня своей ерундой. Завтра. Все завтра! Пока! Сюда целуй и иди.
Анюта рассеянно показала пальчиком на щеку, склонив голову набок для поцелуя. Я подошел и чмокнул ее, невольно посмотрев на экран нетбука. Там на белом поле текстового редактора шли в столбик набранные капсом короткие строки:
ДЕБРИ – МИР БЕД
КОТУ ТАЩАТ УТОК
ЛЕТАРГИЯ – ИГРА ТЕЛ
А В ЕНИСЕЕ – СИНЕВА
К СИЛЕ МИР ИМЕЛ ИСК
ДЕЛО ЛОГИКИ – ГОЛОЛЕД
КОТУ СКОРО СОРОК СУТОК
И ЛИЛОВУЮ НЮНЮ УВОЛИЛИ
НА ВИД ЕНОТ – ЭТО НЕ ДИВАН
ЛЕТЯ, ДОГОНИТ ИНОГО ДЯТЕЛ
МАЛА ЕДИНИЧКА КАК ЧИН ИДЕАЛАМ
НЕ ВИДНО СОН – ДИВНО, СОН ВИДНО – СОН ДИВЕН
– Умер, и мир ему! – добавил я машинально.
– Спасибо, – кивнула Аня, не отвлекаясь, – да иди уже!
Выйдя, я не сразу понял, что не так. Улица была очень странно освещена, как будто перед грозой, когда небо уже затянуто тучами, а понизу еще светит солнце, – вот только туч не было. Было как будто утро, вечер, день и ночь сразу – край неба пылал закатом, в зените висело яркое, но ничего, кроме себя, не освещающее солнце, его окружал синий, переходящий в густую ночную черноту небосвод с яркими летними звездами, где оранжевая, почти полная, чуть надкусанная луна подсвечивалась розовеющим восходом. Освещение было давящее и тревожное, хотелось не то бежать, не то прятаться.
Завибрировал телефон – звонил Павлик:
– Ты куда пропадал? Минут пятнадцать тебя не было в доступе.
– Да так, в кафе зашел…
Я оглянулся – на меня смотрели пыльные окна квартиры на первом этаже. Занавески были неподвижны, движения за ними не было.
– Что там Анюта? Она в порядке?
– Как тебе сказать… Наверное, да. В каком-то очень странном, но порядке.
– Ну и хорошо. Ладно, пока, – а то у меня тут полный абзац. На серверах послетала синхронизация, все экраны в ошибках, операционки с ума сходят… Никак не могу понять, в чем дело!
– Ты в окно давно смотрел?
– В какое окно? Откуда окно в серверной?
– А ты выйди на улицу, оглядись. Я серьезно.
– Ну ладно… – с сомнением ответил Павлик и отключился.
Странно, что связь еще работает. Хотя, что это я – ведь все уверены, что она работает. И что ей остается? На моих глазах какой-то мужик, нимало не сомневаясь, направился к забору, отделяющему парк от улицы, и, не замедлив шага, прошел его насквозь. Наверное, он забыл, что забор есть. Или просто сильно задумался.
«Когда полетят розовые слоны, – подумал я, – мне потребуется большой крепкий зонтик».
«Поручик» оставался последним островком стабильности в городе. Окон тут не было, часов, разумеется, тоже. Клиенту не надо напоминать, как долго он сидит! День, вечер, ночь – какая разница, пока есть виски, рулетка и стриптиз?
За стойкой устало протирал стаканы Адам, он кивнул мне и налил, не спрашивая. За столиком уверенно надирался Славик. Он отсюда вообще уходит когда-нибудь?
– Ну что, какова официальная позиция администрации по поводу текущей обстановки? – спросил я, присев за его столик.
– Без комментариев! – сурово ответил пресс-секретарь. – Оставьте вашу визитку, мы вышлем пресс-релиз.
– Молодец, – восхитился я, – здорово освоился.
– Мой девиз: «В один вентилятор говно два раза не попадает»! – сказал он гордо. – Нет, ну серьезно – кому интересна эта «позиция администрации»? Мы все тут в одной позиции…
– Ты сам себе противоречишь.
– Гегель справедливо утверждал, что непротиворечивое высказывание не может быть истинным!
– То есть это небо Апокалипсиса тебя вообще не волнует?
– Антоха! – весело воскликнул пьяный Славик. – Забей! Накати, расслабься. А если сюда прискачет всадник Апокалипсиса, Адам нальет ему вискаря. Адам, нальешь всаднику?
– Я даже его коню налью, друг Славик, – флегматично ответил негр.
– В общем, не стоит нервничать о том, чего мы не можем изменить, – резюмировал философ, – пей, слушай музыку, а потом схвати за жопу какую-нибудь стриптизершу. У них знаешь какие жопы ухватистые!
– Не, мне нельзя за жопу, – пожаловался я, – у меня несчастная любовь.
– Любовь – исторически контингентный акт высшей индивидуации посредством установления отношения благоволительной исключительности к объекту, принимающий его в бытийной полноте и соединенный с представлением о единстве жизни! Следовательно, любовь не может быть несчастной – это во-первых, – и протекает безотносительно к хватанию за жопы – это во-вторых.
– Мощно! – согласился я. – Сам придумал?
– Не, подрезал у кого-то, – признался Славик, – ну, кроме жоп. Жопы – мой собственный логический вывод, полностью соответствующий критериям силлогистики Аристотеля. Советую к нему прислушаться.
– Извини, Слав, но я лучше музыку послушаю.
На сцене начинал свою программу дуэт Менделевых. Мартын и Марта начали со свингового кавера на «Мамбо Италиано» – Мартын впервые на моей памяти просто играл ритм, отдав соло Марте. Она виртуозно выводила свою партию на кларнете и, тоже впервые, – завязала волосы широкой лентой, открыв лицо. Сестра Мартына оказалась красавицей яркого семитского типажа – тонкий нос с горбинкой, чувственные припухлые губы, темные миндалевидные глаза. Они играли, полностью поглощенные собой и музыкой, и это было прекрасно.
…Hey chadrool, you don’t-a have to go to the school
Just make it with a big bambino
It’s like vino
Kid, you good-a looking
But you don’t-a know what’s cooking till you…
[66]Я вышел из «Поручика» в продолжающийся ночедень куда более спокойным и куда более пьяным, чем туда зашел. Поскольку понятие «время суток» утратило смысл, я не мог понять, куда мне идти, – то ли на работу, то ли спать. На работу было лень, спать почему-то не хотелось, и я пошел гулять по городу. Жизнь вокруг продолжалась, люди куда-то шли по своим делам, на небо никто не смотрел. Часы на здании городского телеграфа беспорядочно мигали оранжевыми цифрами, но это никого не смущало. Идущая навстречу женщина громко разговаривала вслух, укоризненно выговаривая кому-то за нетрезвое состояние и ненадлежащий внешний вид. Я сначала подумал, что у нее беспроводная гарнитура, но нет, в ушах не было ничего, кроме безвкусных аляповатых серег, а обращалась она, очевидно, к пустому месту рядом.
