– Не надо подробностей!
– За что он так со мной? За что?
– Наплюй и забудь. Ты девушка симпатичная, добрая, он просто счастья своего не понял.
– Правда?
– Конечно. Да за тобой еще табунами женихи бегать будут, а он пожалеет, что такое чудо упустил, – беззастенчиво соврал я.
– Я правда симпатичная? – сказала Оленька внезапно томным голосом.
Она как-то ловко повернулась и прижалась ко мне пышной грудью.
– Я тебе нравлюсь? – Дружеское объятие стало каким-то очень уж интимным.
– Э… – осторожно отстранился я, – ты милая. Но мое сердце занято.
– У тебя в сердце насрано! – сказала она вдруг резко и зло, оттолкнув меня обеими руками. – Ну и проваливай, идиот доверчивый.
Она вскочила с лавочки и быстро пошла по аллее парка, раздраженно печатая шаг.
Забавненько.
Безвыигрышность сложившейся ситуации меня вымораживала. Пока Анюта пребывает в своем странном нигде, она в безопасности, но я остаюсь без нее. Если я вытаскиваю ее оттуда – ее могут убить, и я останусь опять же без нее. Не зная, как выбрать между двумя плохими вариантами, я не делал ничего, кроме периодического тупого созерцания закрытой двери с картонкой «Аренда» и набирания не отвечающих номеров на телефоне.
Жизнь в городе становилась все страннее, но мне казалось, что замечаю это один я. По улице Франца Кафки, например, теперь ходила конка – небольшой деревянный вагончик с открытыми площадками, влекомый двумя флегматичными серыми лошадками. Им преспокойно пользовались, ничуть не смущаясь, что рельсы там демонтировали еще в девяностых. На козлах сидел такой странный тип, что лично я бы предпочел прогуляться пешком, но горожанам было пофиг.
Молодежь устраивала автомобильные гонки «от знака до знака», стартуя от перечеркнутой таблички «г. Стрежев» по пустому шоссе на север и финишируя на южной границе города. Гремела музыка, сотрясая кузова сабвуферами, девушки в коротких юбках махали клетчатыми флагами, машины, взревывая выпотрошенными банками глушителей, жгли резину на старте и уносились вдаль… Им было просто весело – благо находчивые фермеры наладили производство местного пива, даже довольно приличного качества. У молодежи были алкоголь, музыка и секс, и ничто, кроме этого, их не волновало, тем более что даже предохраняться теперь не нужно. Как рассказал доктор Шалый, с момента попадания во временную петлю в городе не зафиксировано ни единой беременности – видимо, биологические часы перестали работать вместе с остальными.
Я немедленно заинтересовался, что случилось с теми, кто уже был на сносях. Оказалось, что некоторые из них так и ходят с пузом, причем никаких признаков увеличения срока не наблюдается, некоторые внезапно перестали быть таковыми и не помнят, что были беременны, а несколько женщин растят разновозрастных детей, хотя никаких родов вроде бы не было. С детьми вообще все сложно – младенцы не растут, а некоторые подростки в одночасье стали взрослыми – по крайней мере, с виду. Зато, кажется, никто и не стареет.
Пару раз мне звонили и зловещими голосами требовали, чтобы я «немедля тащил сюда свою шалаву, а то хуже будет», – я кратко посылал их и вешал трубку. На улице за мной периодически таскались какие-то мутные личности, но было ли это слежкой, паранойей или просто каким-то очередным вывертом творившегося вокруг абсурда, я понять не мог. Искал на рынке цыганку со спиралями – но она больше не появлялась, а без них ночевка на берегу закончилась только покусанной комарами мордой – ни пророческих снов, ни рыбака. Хреновый из меня медиум.
Иногда я даже жалел, что иммунен к здешнему безумию – обзавелся бы на все согласной тульпой Анюты, мы бы поженились, нафантазировали бы себе красивых синеглазых детей – мальчика и девочку… Девочка чтобы непременно была белокурая, как Аня, а мальчик – все равно, для мальчиков это не главное. Так и жили бы счастливым семейством, потому что это именно то, чего мне больше всего хочется. Хотя, если верить Марте, люди никогда не знают, чего им на самом деле надо.
Марта делала вид, что никакого разговора между нами не было, хотя Мартын вел себя совершенно по-свински – выходил играть пьяным, лажал. Доиграв – бросал сестру и исчезал «в нумерах». Марта не жаловалась, сидела за нашим столиком, крутя в тонких красивых пальцах бокал с минералкой и слушая наши со Славиком разговоры.
– Благотворительность, – рассуждал Славик, – акт этической легализации результатов масштабного грабежа соплеменников. Человек, присвоивший результаты труда тысяч людей, жертвует одну миллиардную часть наворованного на что-нибудь фотогеничное. За это он получает налоговую скидку и шанс стать депутатом. Чтобы украсть еще больше денег.
– Это все-таки помощь бедным… – вежливо отметила Марта.
– «Помощь бедным» – чушь, – отмахнулся Славик. – Разделение общества на страты, где кто-то ест из помойки, а кто-то распоряжается суммами размером с бюджет государства, является мотивирующим вектором социума. Когда человек в телевизоре видит миллионеров, а на улице – нищих, то ему хочется как в телевизоре, а не как на улице. Помощь бедным – это поддержание status quo: «Следите, чтобы они были живы. Следите, чтобы они оставались бедными».
– Вы избыточно циничны, Слава, – покачала головой Марта.
– Он просто мало выпил, – пояснил я, – примерно через сто пятьдесят граммов станет вполне сентиментален.
– Увы, – вздохнул Славик, – не для меня сегодня этот путь. На этом празднике жизни я буду одновременно коверным клоуном и конферансье.
– Ты пойдешь, Антон? – спросила меня Марта.
– Рад бы пренебречь, но Кешью велел…
Речь шла о благотворительном бале-маскараде, который внезапно устроил для горожан Губернатор. В честь чего и зачем – я не вникал. Думаю, просто для улучшения морального климата, сплочения элит и прочих ложных социальных ценностей. Приглашения на мероприятие были именные и считались весьма престижными, поэтому я очень удивился, получив такое. Меня никак не отнести к городскому истеблишменту.
– Мартын тоже будет, – грустно сказала Марта, – но без меня. У него какая-то новая пассия…
– У меня билет на два лица, – предложил я ей, – хочешь?
– Да, очень хочу… если это будет удобно, – спохватилась она.
– Думаю, вполне. Я не любитель пафосных пьянок, но буду рад тебя сопроводить.
– Какой у тебя будет костюм?
– Костюм?
– Антон! – укоризненно сказала Марта. – Это бал-маскарад! И раз я иду с тобой, то должна соответствовать твоему образу.
– Э… А можно я оденусь радиодиджеем? – жалобно спросил я. – Ну там, джинсы, рубашка, кеды…
– Да, женской руки тебе точно не хватает… – укоризненно покачала головой Марта. – Пойдем!
В странном крохотном магазинчике, где по стенам были плотно развешаны пышные кружевные платья и мрачные черные фраки, безмолвная пожилая женщина окинула меня сканирующим взглядом, переглянулась с Мартой и исчезла где-то в подсобке. Не знал, что в городе есть такая лавочка, – неужели кто-то тут носит фраки? А может, Марта ее выдумала? Может ли тульпа создать тульпу?
