– Антон, я вижу, это стало для вас неожиданностью, но поймите, это вынужденная мера…
– Какого хрена, проф? – спросил я его растерянно. – Что это было, вообще?
– Антон, город гибнет!
– Да ладно… – отмахнулся я.
– Мы фиксируем изменения базовых физических констант вплоть до гравитационной постоянной. Они пока невелики, но это означает, что наша реальность начала стремительно деградировать. Теперь возможно все что угодно – электричество перестанет нагревать проводник, вода перестанет закипать при ста градусах, кислород перестанет окислять…
– Да-да, я понял, всем жопа. Но… при чем тут я, проф?!
– Вы должны немедленно вернуть вашу девушку в нашу область пространства-времени.
– Чтобы они ее убили?
– Ритуал необязательно будет летален… – отвел глаза профессор.
– Ритуал? Вы профессор или шаман? – заорал я на него. – Вы ее что, в жертву принести решили?
– Антон, Антон, не горячитесь! – успокаивал меня Маракс. – Не в терминах дело. Ну, назовите это психологическим стресс-шоком с целью выведения из замкнутой петли отрицания реальности. Так лучше?
– Ни хрена не лучше.
– Антон, от вас требуется одно – вытащить ее оттуда, где она есть. Доверьтесь нам – мы сделаем все возможное, чтобы ваша девушка уцелела…
Я ему не верил. Может, он и лучший ученый на свете, но врать у него выходило препаршиво. Я отчетливо видел, что вот так же, неловко глядя в сторону и чуть вниз, он извинится потом: «Мы сделали все, что могли, но…»
– Проф, я все равно не знаю, как это сделать.
– Антон, вам достаточно просто всерьез этого захотеть. Для того и задумано все это шоу… – Он махнул рукой в сторону сцены. – Вас будут мотивировать всеми доступными способами, чтобы вы захотели этого достаточно сильно.
Я понял, что он хотел сказать, – власти предержащие гуманно начали с пряников, но у них есть и другие аргументы.
– Спасибо за откровенность, проф, я вас понял.
– Не за что, Антон. Ваша дама ждет вас. Танцуйте, пейте, веселитесь. И помните – когда бал кончится, город будет ждать от вас решения. И отказа он больше не примет.
Глава 25
Killing machine
Больше всего мне хотелось сбежать (чуть больше, чем кого-нибудь убить), но я взял себя в руки и успокоился. Когда от тебя ждут эмоциональных реакций, сделай вид, что тебе все равно. Пусть теперь они напрягаются.
Я прогуливался по залу, раскланивался с гостями, принимал поздравления и уверения в полной поддержке от совершенно незнакомых и, по большей части, довольно неприятных на вид людей. Выпил пару бокалов шампанского, съел пяток канапешек и даже протанцевал медленный танец, вдыхая сладкую горечь волос Марты. Поддержал социальные ритуалы.
Славик меня тщательно избегал, следя, чтобы между нами было как минимум ползала расстояния. Вассагов и прочие пообщаться не соизволили. Видимо, считали, что сказано достаточно. Впрочем, я был с ними согласен – обсуждать больше нечего. Вокруг шумел бал, люди танцевали, пили, ели, общались и, кажется, были всем довольны. В зале царило настроение «Ну наконец-то!», как будто на календаре последний день зимы, и завтра весна, и перезимовали, и вот это все. И самое печальное, что все эти ожидания были направлены на меня, а я понятия не имел, что с этим делать. Анюту я им не отдам. Она – единственное, что для меня ценно в этом городе, без нее пусть он проваливается туда, куда ему предназначено.
Когда гости начали разъезжаться и мероприятие стало прилично покинуть, не делая из этого демарша, я потерял из вида Марту. Вот только что она была рядом – и пропала. Я занервничал – мне пришло в голову, что ее вполне могут попробовать использовать как дополнительный рычаг давления. Между нами ничего нет, но кто-то вполне мог решить, что есть.
Обнаружил ее сидящей на подоконнике в углу. В глазах блестели слезы, губы дрожали, рядом стоял пустой бокал.
– Что случилось?
– Ничего неожиданного, – ответила она, – просто это очень унизительно и обидно.
Марта показала рукой, я присмотрелся, увидел среди танцующих пар Мартына и… Я глазам не поверил – он, вольно расположив руки ниже ее талии, вел в танце Оленьку!
– Странный выбор, – согласился я, – но почему ты так расстроилась? Какая тебе разница, с кем он спит?
– Да плевать мне, – зло сказала Марта, – он постоянно кого-то валяет по койкам в «Поручике»… Но сегодня он велел мне убираться. У него, мол, теперь личная жизнь, я ему мешаю и должна валить на все четыре стороны.
– Вот скотина, – посочувствовал я. – Так, может, и хрен с ним?
– Понимаешь, мне тупо некуда идти. Мне негде жить. У меня нет денег, все гонорары получал он. У меня даже документов нет. Я вообще никто, меня не бывает…
Она подняла руки и внимательно посмотрела на них:
– Как скоро меня теперь не станет?
– Подожди здесь, – сказал я.
Очередной танец закончился, и я подошел к счастливой паре:
– Привет, Мартын, привет, Оленька. Вижу, мадам, вы вполне утешились?
– Ах, Антон, Мартын такой замечательный! Он такой творческий, такой глубокий человек! Настоящий талант!
– Мартын, можно тебя на минуточку? Оленька, простите, я ненадолго уведу вашего кавалера.
Мы отошли в сторону, и я спросил прямо:
– Ты чего сестру выгнал?
– Бля, Антон, – Мартын был сильно пьян и говорил нечетко. – Достало с этой занудой нянчиться! Вечно пилит – и пью, мол, много, и играю не так… Пусть сама попробует, дура!
Странно было видеть такого Мартына – романтический образ грустного интеллигентного музыканта сползал с него, как шкура с линяющей змеи. И то, что появлялось из-под нее, мне совсем не нравилось. Ох, Мартын, не лучшую ли часть души ты отрезал, создав себе тульпу?
– Пошли ко мне, – решительно сказал я, вернувшись, – я не самый удобный сосед, но не на лавочке же в парке тебе ночевать. Потом придумаем что-нибудь.
Глупо оправдываться, но я правда ничего такого не имел в виду. Я постелил Марте на кухонном диванчике – хотел себе, но она категорически отказалась выживать меня с кровати. Мы попили чай, поболтали о пустяках, стараясь не затрагивать актуальный для обоих вопрос «Как жить дальше?», я ушел в комнату…
– Не могу развязать эту дурацкую штуку!
Корсетная шнуровка изящного исторического платья завязывается сзади. Но оно вовсе не обязано сразу падать к ногам, оставляя меня уткнувшимся носом в символические трусики дамы. Это какое-то женское колдунство.
– Так надо, замолчи, – прошептала она в ответ на мои так и не высказанные возражения.
Ее кожа пахла горьким и сладким, и она была совсем настоящей.
