Едва тлели угли в очаге, горели свечи, окна были наглухо задернуты занавесями.
– Пабло, – вздохнул Маурицио, откладывая в сторону письмо после третьего кряду прочтения, – что тебе не раз и не два говорили? Сначала думай, потом делай. Почему ты не дочитал до конца сразу?
– Не дочитал. Бейте, если надо, заработал.
– А что? Я за, – согласился златокудрый Леандро, подмигивая казначею левым глазом, который Пабло видеть не мог, ибо сидел справа и слегка в отдалении.
Но Маурицио нахмурился и шутку не поддержал.
– Никого мы бить не будем! Я так понимаю, Марко перешел кому-то дорогу или сделал нечто этакое, за что его взяли в оборот. Но кто? Не занес взятку чинушам? Ерунда, за такое не берут!
Крестьянский сын уныло упомянул про подбитые волчьим мехом плащи – черные с золотом, после чего за столом воцарилось тяжелое, но крайне недоуменное молчание.
– Семья Ди Йэло? К ним-то какое отношение имеет Синомбре? Ерунда! – Казначей пожал плечами, но Леандро зацокал языком.
– Синомбре любит щупать чужих баб.
– Именно что баб, а не дочек на выданье, как некоторые! – мастерски парировал Маурицио. – Оттавия не самоубийца, чтобы свести его с любовницами Ди Йэло – старшего или… младшего, прибери Терра его кости.
Пабло нелицеприятно высказался о госпоже Вега – емко, выразительно и без намеков. Рейтарский дезертир коротко хохотнул, Маурицио вздохнул.
– Как бы там ни было, надлежит принять решение…
Он не успел договорить. На кухню ступила сама хозяйка постоялого двора, достойная тетушка Элегия. Несколько бледноватая, растерянная, неприбранная – в кружевом чепце и широком ночном халате поверх длинной рубахи. Подсвечник в руках подергивался, да так, что капли воска летели во все стороны. Видимо, ей не хватило сил воспользоваться бытовой магией из-за волнения.
– Ночь-полночь, – пробасила она, – а сидите. Ох, ребята, вы же мои самые лучшие клиенты, а оно вон как повернулось…
– Что? – в один голос спросили трое мужчин.
– А то! Пришел капитан альгвазилов Магистрата вместе с пятью этими, в волчьих плащах! Говорит, чтобы вы не делали глупостей и тихо-мирно выехали к утру всем караваном туда, куда велено. Они проводят… Убей меня Терра, я не знаю, о чем они, но неприятности мне не нужны. Я хочу мирно дожить свой век в своем же заведении.
Женщина развернулась и вышла, хлопнув дверью. Мужчины снова переглянулись. Леандро пригладил свои золотистые кудри.
– На галеры я не хочу. Но я оказался бы там гораздо раньше, кабы не Марко. Я остаюсь.
Маурицо кивнул. Кабы не Марко, он бы болтался в петле, куда намеревался сунуть голову после разорения банка, поспешного бегства молодой жены и распродажи имущества для покрытия долга. Пабло даже кивать не стал, ибо помнил курицу и ночь у костра, ставшую началом новой жизни. А ведь не только они трое изменили судьбу в лучшую сторону после того, как Синомбре протянул им руку помощи; при театре, труппа которого состояла из трех десятков человек, включая обслуживающий персонал, таких набралось бы две третьи. За годы, проведенные вместе, они стали практически семьей. А лишние и случайные люди в этой семье не задерживались.
– Решено, – просто сказал Маурицио. – Мы нужны Марко. Выезд сразу после рассвета.
Разумеется, просто так никто и ничто не исчезает. Как только были поставлены подписи под «золотым молчанием», проверены слова Ди Йэло об отсутствии связей Печати Леонардо на мумифицированной кисти и картине с попугаями, сам договор спрятан в сразу же опечатанный кожаный футляр, мессир Армандо сделал знак Марко получше укрыть холстиной брачный портрет мэйс Бьянки, что и было сделано. Затем в комнату начали входить молчаливые верзилы в черных плащах, пряча лица под приспущенными капюшонами. Марко они как будто не замечали, очень быстро разворачивая и закрепляя на раскладном подрамнике какой-то холст с великолепно написанным пейзажем.
Несомненно, на полотне расцветало начало зимы в предгорьях Сумары. Полыхало трехслойное закатное небо, переливаясь от багровых до мягких серо-синих оттенков. Темнел заснеженный лес и даже казалось, что там, среди голых веток облетевших лиственных деревьев и мохнатых еловых лап с убаюкивающим шорохом густо падают хлопья, а дневные птицы и звери устраиваются на ночлег. А на стыке пологих, искусственно сглаженных давним вмешательством сопок, в распадке стоял величественный за́мок. Несмотря на то, что сооружение находилось в отдалении и даже в низине, оно как будто доминировало над всей округой, и по сторонам от него угадывались смутные очертания какого-то города и мелких деревенек, окутанных теплым печным дымом.
Как работает живописец сфумато, наделяя свои творения непонятной многим магической силой, способной менять форму и саму суть вещей или явлений? Его рука движется неуловимо быстро – так, что со стороны не получается заметить ничего. Живописец просто стоит у холста – так вам кажется, но на самом деле он работает, переплетая краски со светом и тенью. Говорят, ведущая рука мастера пребывает в нескольких мирах одновременно. Кто знает, может, так и есть… Размер мазка кисти невозможно обнаружить или увидеть ни простым глазом, ни с помощью увеличительного стекла. Объекты на холсте не имеют видимых краев и границ, а тончайшие лессировки обеспечивают глубокие переливчатые цвета
[11]. Кажется, что все на картине обволакивает таинственный и пленительный fumus
[12].
Изумительное мастерство в технике сфумато указывало на то, что назначение картины – служить порталом для быстрого перемещения. Конечно, отец одного из членов Совета Храмов и бывший Командор в одном лице должен иметь право на такие действия.
– Белый замок… – Мессир Армандо выделил голосом название. – Нам нужно туда, и как можно скорее. Семьдесят миль – три дня конного пути, терять их сейчас ни к чему.
Синомбре покосился на верзил в плащах, один из которых совершенно спокойно протянул ранее обезоруженному гостю его собственный меч – как ни в чем не бывало.
Старик махнул здоровой рукой.
– Они глухи как пробки, немы, как могильные камни, знают только язык жестов и зов магии, а подчиняются лично мне, хотя прислуживают и Лодовико тоже. Представь, что их вовсе тут нет, мы вдвоем.
Времени и вправду не тратили. Вечерние краски на холсте стремительно темнели, сменяясь ночным небом и темным, таинственно мерцающим под луной заснеженным лесом. Затем пейзаж-сфумато принял всех.
По завершении прохождения по ту сторону картины мессир Армандо сделал завершающий жест здоровой рукой, дабы последний из прошедших людей его втянул в портал сам холст вместе с подрамником. Исчезла комната в палаццо Оттавии. Вокруг был зимний лес, а вся переместившаяся группа оказалась на хорошо утоптанной и ровной поляне, где горели костры и бродили очередные молчуны (человек пять), стерегущие коней. Очевидно, появление хозяина вместе со спутниками не стало для них сюрпризом – как будто ждали.
