– Можно! – с явным вызовом произнес собеседник Армандо. – Я провел в школе два года, потом все обучение закончилось. Я всего достиг сам.
– Кто же спорит? Но ты-то благоразумно ограничился театральными декорациями. И все-таки тебе поставили руку – и отец, и другие мастера. Мастера, а не самоучки!
В этот крайне щекотливый момент разговора кавалькада уже миновала предместье Невадо и проследовала по широкой мощеной дороге прямехонько к Белому замку. Только вблизи Марко смог оценить истинный размах замысла архитектора и красоту сооружения – целиком из бело-серого камня, покрытого мерцающими в свете луны крохотными кристаллами изморози.
– Разговоры в сторону, Марко Синомбре, – повелительно проговорил Армандо Ди Йэло, поднимая левую руку в перчатке и останавливаясь перед мостом через огибавшую замок реку. – Закончим позже. Зимние вечера долгие и до того, как ты начнешь коротать их с молодой женой, есть еще некоторое количество времени. Опусти на лицо капюшон, слуги не должны тебя видеть. Тебе сейчас нельзя есть или пить, ты должен лечь спать в ближайший час, тебя проводят в покои.
Конские подковы процокали по брусчатке. Перед тем как спешиться, Марко счел нужным поинтересоваться:
– Мессир… Не сочтите меня неделикатным, но сейчас мной движет любопытство. Ваша правая рука, помеченная Печатью Леонардо, сейчас недееспособна. Вы говорите о соблюдении строжайшей тайны, а значит, у вас на примете есть подходящий мастер сфумато, который…
Армандо не дал договорить, хитро улыбнувшись.
– Любопытство не порок. Мой выбор пал на тебя еще по одной причине – ты ведь левша, как и мой сын. А я… что ж, потеря правой руки не значит, что она была ведущей с самого начала. Сфумато для тебя сделает не абы кто, а бывший Командор Третьего Храма, которому нынешний не достоин даже растирать краски. И это вовсе не гордыня, а констатация факта. Так иди же, мальчик. Проснешься ты другим человеком, которого будут звать Лодовико.
Глава 5
Сфумато гения и Анна Ди Йэло
Марко встретил утро с тяжелой головой, в которой точно долбилась тысяча дятлов – как будто в состоянии крепчайшего похмелья. Спал он скверно, сновидения были бестолковыми, сумбурными, сознание в них увязло, как колеса театральных фургонов в дорожной каше межсезонья. Пробуждение состоялось от дерзкого солнечного луча, проникшего сквозь стекло не прикрытого занавесью окна и начавшего бесцеремонно щекотать сомкнутые веки. Мужчина со вздохом пытался отогнать этот луч, в полусне трогая лицо, но как только усугублялась дрема и расслаблялась рука, нахальный вестник зимнего солнца возвращался, напоминая, что время-то отнюдь не раннее. Пробуждение окончательно завершилось, когда в очередной раз ладонь скользнула по лицу и… нащупала нечто новое.
Короткие усы и такую же бородку, которые Синомбре никогда не носил. Он моментально вспомнил все вчерашнее, молнией пронесшееся на грани сна и яви. Вспомнил, что вчера (точнее, уже сегодня) ночью его провели по полутемным коридорам замка в какое-то такое же полутемное помещение, где ждала разобранная постель и натопленный камин. Марко был уверен, что не уснет после такого насыщенного вечера и начала ночи, но как будто выпал из бытия, едва успев раздеться и опустить голову на подушку. Уже засыпая, он сквозь полуприкрытые веки успел увидеть на стене мужской портрет в полный рост – несомненно, изображающий бывшего хозяина покоев. Лодовико Ди Йэло Третьего, в парадном рыцарском облачении и великолепии зрелой, грубоватой мужской красоты, впечатление от которой было подпорчено тяжелым мрачным взглядом исподлобья.
Синомбре открыл глаза, увидел над собой гобеленовый полог балдахина над широченным ложем, застеленным тонким постельным бельем с монограммой хозяина, попытался вскочить на ноги и едва не упал, потому что кровать была не только широкой, но и достаточно высокой. Он запнулся о кожаные домашние шлепанцы с открытыми задниками, мода на которые пришла из Галанта. Затем нагишом запрыгал по комнате, пытаясь разобраться со всем и вся – и прежде всего, с бородой на лице.
Комната?! Да тут половину постоялого двора тетушки Элегии можно поместить! Роскошные покои с высокими сводами, немалой коллекцией оружия на стенах (в придачу к охотничьим трофеям) и гобеленами с батальными сценами. Тяжелый взгляд с портрета язвительно наблюдал за метаниями гостя – по счастью, обычного портрета, а не сфумато, потому что движений изображения вне рамы Марко бы сейчас не вынес. Самым невероятным было то, что на его собственной левой кисти в какой-то момент проступил контур Печати Леонардо, отозвавшийся оттиску на холсте портрета, оставленного там в качестве личной подписи художника. Это же автопортрет, выходит! Но как такое возможно?! Борода – Эоловы щеки с ней, а вот действующая Печать Леонардо гораздо интереснее. Подделать на картине – легко. Имитировать рабочую печать на теле – скажите как?
Покои не были спальней в полном смысле слова – они совмещали в себе многое, от скрывающейся за дверцей гардеробной до расположенной в одном из углов стихийной мастерской живописи, содержащейся в идеальном порядке. Гость обследовал все, найдя выход и в кабинет, и в какое-то подобие личной библиотеки и еще одной, полноценной мастерской, в разы больше первой. А затем наконец нашел то, что искал.
В замках аристократов помимо общего банного помещения непременно есть атрибут роскоши – индивидуальные ванные комнаты, где можно совершить и омовение и прочие дела. И зеркала в полный рост там тоже есть, а в зеркале Синомбре нуждался сейчас не из кокетства или праздного любопытства. Он действительно чувствовал себя несколько другим. Маски-сфумато, надеваемые им на время представления или любовных похождений, не давали полного ощущения другого тела, из зеркала на Синомбре могло смотреть чужое лицо, но ощущал-то он себя самим собой! А тут…
– Эоловы персты, что со мной такое?!
Он впервые осознал, что перевоплощение посредством сфумато возможно со спящим человеком, – и восхитился подобным уровнем мастерства. Кроме того, все ощущения изменились, включая владение конечностями и телом в целом. Марко стал несколько выше, гораздо сильнее физически. Он бросил взгляд на свои ладони и увидел специфические мозоли – эти руки виртуозно владели не только грифелем и кистью, но и мечом и боевым шестом как минимум. На предплечьях темнели короткие плотные волосы – у самого Марко кожа была более гладкой, а волосы тонкие и светлые.
Галантские зеркала по качеству куда лучше мутноватых сумарийских, и свой секрет тамошние мастера стеклянных дел тоже никуда продавать не собирались. Такие зеркала ценились чуть ли не на вес золота один к одному, а разбить их было худшей из худших примет. Марко остановился в пяти шагах от зеркала. Оттуда на него смотрел тот, кто был изображен на портрете – правда, без парадного облачения, а абсолютно обнаженный, давая возможность разглядеть все – мышечный рельеф, широкие плечи, общую атлетическую стать и отменную выправку. Лицо тоже было чужим – лицом с портрета, только без мрачного взгляда и намека на ухмылку вместо улыбки. На знакомство со всеми этими подробностями внешности у Марко ушла доля секунды – а потом он закричал от ужаса, потому что никак не ожидал увидеть это. Вслед за криком невольно выстрелила очередная мысль о том, куда он дал себя втянуть, в какую авантюру?
