Она до смерти боялась жениха, как бы ей ни старались внушить почтение и благоговение перед его именем. Он никогда не пытался познакомиться с ней лично, как будто вовсе не интересуясь предстоящим браком. Бьянка слышала обо всем – и о предполагаемом братоубийстве, и о буйном нраве Лодовико, и о похищениях понравившихся ему девушек, за которыми, несомненно, следовало насилие. Она догадывалась, что при всей угрюмости, ворчливости, прижимистости и прочих качествах такой мужчина, как ее отец, стал бы куда более приемлемым супругом, чем Ди Йэло-младший, приславший ей восхитительные эскизы платья и драгоценностей к свадьбе. Таких украшений она никогда не видела, таких не носила ее ветреная и обожающая все блестящее и дорогое мать. Для последней будущий зять тоже отправил эскизы ожерелий – чтобы Валентина выбрала себе в подарок то, что сочтет нужным.
– Да посмотри же, Бьянка! – Мать восхищенно перебирала рисунки в присутствии почтительно склонившегося ювелира. – Что тебе больше нравится?
– Мне все равно, – равнодушно отвечала дочь.
На ее лице все еще горел след отцовской пощечины, щедро отпущенной около получаса назад.
– Ах, какая дурочка! – Валентина раздраженно поджала губы. – Придется все делать за тебя. Потом не пеняй мне, что жемчуг не подходит к тону твоей кожи!
Как раз это волновало девушку меньше всего. В утреннем полусне она постоянно видела как будто плывущие в отдалении башни Белого замка, распростершего тень над всем окрестным пейзажем. Этот замок казался ей призраком чего-то жуткого и нематериального, тенью ночного кошмара. Кто-то говорил, что мать Лодовико сошла с ума сразу после родов, едва взглянув на младенца. Правда ли это, как и многое другое?
Бьянка грустно усмехнулась и оставила сомнительную тяжесть выбора жемчугов своей легкомысленной, но прекрасно разбирающейся в моде матери. Когда Лодовико заказал одному из лучших живописцев Сумары брачный портрет-сфумато за баснословную сумму, да не простой, а со всем спектром переживаний и эмоций, которые могла бы испытать Бьянка, стало понятно окончательно и бесповоротно: свадьбы не миновать. Разумеется, Ди Боске прекрасно знали о том, какое сфумато хочет видеть их зять, а значит, догадывались и о том, что ждет в его объятиях их дочь. Ему нравится причинять страдания и боль. Казалось бы, любящие родители могли бы пересмотреть брачные обязательства, отказаться, найти единственной дочери другого мужа…
Они не сделали этого.
Валентина была озабочена только собой, очарована подарками и гордилась перспективами положения Бьянки в обществе и установлением родственных связей с одной из самых знатных и важных семей королевства. А Джанно… У него имелись свои причины, а точнее – одна. Незаконнорожденный сын, на три года младше Бьянки. Джанно был лишен объятий законной жены по ее прихоти – ну, так он нашел другие, любезно раскрытые мещаночкой из Невадо, дочерью мелкого торговца. Кроме нежных объятий у нее были и другие достоинства – деловая сметка, любовь к рукоделию и кулинарии, а еще она стала матерью краснощекого горластого мальчишки, так похожего на самого Джанно в детстве.
Это была отдушина, компенсация мессиру Ди Боске от судьбы за ниспосланный свыше неудачный брак и отсутствие законного наследника мужского пола. Знала ли Валентина? Скорее всего, да. Но могла быть совершенно спокойна. Семейные законы Сумары суровы к бастардам. Обеспечить их будущее путем завещания или признания прав попросту невозможно. Вот Джанно и нашел выход, как вывести сына в люди.
– Я отдаю в приданое за дочерью Дождливый предел, – подтвердил он, подписывая брачный договор в присутствии мессира Армандо Ди Йэло и двух юристов.
Тот самый бездоходный кусок земли, доставшийся от семьи Валентины, притулившийся на самом краю Ледяных пустошей, принадлежащих Ди Йэло. Эта земля расширяла их владения, причем существенно. То, что она не представляла ценности для заселения и ведения какого-то хозяйства – да Эол с ней, близость к исчезнувшему с карты княжеству Аррида сделала свое дело, кто же там захочет жить и прочее? Да и название Дождливый предел говорило само за себя. Вот пусть рыцари там благоустройством и займутся.
А взамен Джанно получал нечто большее – монополию на производство бумаги, холстов и грифелей для Третьего Храма. Помимо прекрасного годового дохода это давало возможность взять в совладельцы мануфактуры кого угодно – вот Ди Боске и хотел нанять собственного сына, носящего фамилию простолюдинки. Парень умный, хваткий, талантливый. Он быстро скопит денег, выкупит долю и постепенно наживет прекрасное состояние, войдя в разряд полноценного купечества. Бьянка в таком случае всего лишь ценнейший товар. Джанно видел в ней только безупречную внешнюю копию красавицы-матери, с другой точки зрения она его интересовала мало.
Когда разрядом молнии пронеслась весть о смерти Лодовико Ди Йэло, Джанно едва не преставился сам. У него начал дергаться правый глаз и чуть не отнялась нога. Отец семейства был в панике – ни больше ни меньше, потому что рушились его честолюбивые планы. Он уже занял у Коллегии банкиров в Невадо и Фьоридо большие суммы под расширение производства, он распорядился деньгами, он готовился – и вот… А проблеск радости на лице дочери, внезапно промелькнувший и тут же спрятавшийся, как солнце за снеговую тучу в разгар зимы, привел Ди Боске в бешенство.
– Неблагодарная девчонка! – раскричался он, колотя концом трости в пол так, что этажом ниже, на кухне, известка с потолка едва не посыпалась кухарке на голову. – Чему ты радуешься? Кто еще захочет взять тебя с пустой землей в приданое? Отдам первому, кто посватается!
Валентина Ди Боске сердилась не меньше, будучи разочарованной. Ну ладно, предсвадебный подарок вряд ли кто-то заберет обратно, но стать тещей рыцаря Храма уже не получится. То-то будет сплетен в свете, то-то станут вечные соперницы указывать на нее, Валентину и хихикать за спиной!
Бьянка только молча присела в реверансе, пряча от родителей глаза. Она стыдилась своей сиюминутной радости, потому что это ее чувство шло рука об руку с горем, наверняка обрушившимся на мессира Армандо, несостоявшегося свекра, который потерял последнего сына. Девушка корила себя – и в то же время с трудом сдерживала подступившие к глазам слезы облегчения. Неужели свободна? Надолго ли… Но даже эта передышка окрыляла. Пусть будет в женихах кто угодно, даже старик, но по крайней мере без прозвища Нечистый во плоти и без соответствующей репутации чудовища.
– Прости меня, Терра, – шептала Бьянка, прижимая к губам эмалевый образок богини, традиционно почитаемой женщинами. – Я неблагодарная дочь. Я злая… я плохая, правда… но пусть лучше так…
В счастливом заблуждении она прожила чуть больше недели. Справлялась (вместо матери, как обычно) с домашними делами в маленьком имении Ди Боске под Невадо, кормила с руки красногрудых снегирей, обосновавшихся под ее окнами в небольшом саду, около кустов укрытых на зиму роз, делала выписки из нового мануала по бытовой магии. Она начала осваивать это искусство довольно поздно, уже на третий год обучения в пансионе и до сих пор допускала досадные промашки, от которых пыталась избавиться регулярными занятиями. Девушке даже удалось отпроситься у родителей в гости к той единственной подруге, оставшейся с пансиона, к которой ее легко и с удовольствием отпускали.
