– Зверь убил ребенка. Да и вообще…
– Детей у крестьян как грязи, бабы рожают чуть не каждый год.
У Синомбре непроизвольно сжались кулаки.
– Не имеет значения, чьи это дети. Не знаю, как для вас, мессир, а для меня это так.
Он не видел выражения своего лица, но, похоже, Ди Йэло-старший остался в восторге.
– Браво, ты походишь на Лодовико все больше и больше! Не сдерживай чувства, каковы бы они ни были. Держи их при себе только в одном месте – при встрече с Советом. Только там уместна сдержанность и вежливость. В разумных пределах, конечно.
Марко промолчал. У него не было сомнений в том, что многих окружающих страшила сама мысль вывести из себя Лодовико. Но так плотно вживаться в роль он не собирался, напротив. В конце концов, многие странности в поведении можно списать на последствия поединка. Логика проста: человек остался в живых после страшной травмы, так почему бы не переосмыслить жизнь и не вести себя несколько иначе? Чем не повод стать тише, спокойнее, человечнее, в конце концов? Раздумывая над будущей линией поведения, мужчина не мог не упомянуть о некоей темной тени, отлетевшей от разъяренного шатуна в момент замораживания с помощью артефакта. Взгляд темных глаз Ди Йэло-старшего тут же изменился и стал настороженным.
– Уверен, что тебе не показалось? Игра света, мрачный вечерний лес, сумерки…
– Уверен! К тому же зверь двигался неестественно. Я не знаток, но… как будто его тянули за веревки.
– Ну… – Мессир Армандо сурово нахмурился. – Перво-наперво меня смущает, что Первый Храм не откликнулся на письмо, если оно действительно было. Вряд ли кто-то из семьи Де Лаго решил бы использовать черную магию, чтобы отомстить нашей семье подобным образом. Со счетов такое сбрасывать не стоит, но дело может оказаться куда хуже…
– О чем вы, мессир?
Ди Йэло понизил голос, как будто опасался, что у стен вдруг вырастут уши.
– Я ведь говорил тебе, мальчик, о том зле, что расползлось по земле из переставшей существовать Арриды? А зло границ не признавало никогда. С таким сталкивались, да, но довольно давно. В том числе и на наших землях. Это похоже на то, что потусторонняя демоническая сущность нашла себе приют в теле зверя, не иначе. Откуда она вырвалась, где была до этого? Вселиться в зверя куда проще, чем в разумное человеческое существо. Обывателям об этом знать не нужно, изгнанием зла всегда занимались те, кому давали особые поручения Командоры, в рамках Высшего суда Совета. Пока не говори ничего даже Донателло, я подумаю, как лучше сообщить Командору.
Синомбре повторил то, что уже обещал деревенскому старосте: отправить людей вместе с егерем и собаками прочесать окрестные леса на предмет других опасных тварей.
– Не знаю, есть ли в этом смысл, – сухо проговорил Армандо. – Касательно твоих людей – распоряжайся ими как хочешь, я буду только за, если они станут меньше шататься по замку, щупая по углам служанок. Но если мои предположения и опасения верны и нечисть снова начала свободно разгуливать по этим землям, то при всей своей дурной отваге твои люди будут слабы против нее так же, как дитя с зубочисткой против наемного убийцы.
Помолчав и нахмурив седые брови, старик добавил:
– Я сам напишу, для начала в Первый Храм. Посмотрим, что они ответят о своем бездействии. Я не деревенский староста, ко мне пока что прислушиваются, хоть и редко.
В этих словах невольно прозвучала некая затаенная обида. Что это, тень амбиций бывшего Командора или нынешние подковерные интриги и борьба за власть, к которым Марко оказался невольно причастен? Услышав о том, что мнимый сын велел сжечь тушу мертвого медведя, старик одобрительно кивнул. Но у Марко были и другие вопросы насчет таких внезапных неприятных ощущений в области имитации раны.
– Это еще не все! – рассмеялся Ди Йэло-старший неожиданно озорным и почти молодым смехом, в котором сквозила ничем не прикрытая творческая гордость мастера. – Я ведь говорил, что совершенствую твое сфумато? Оно не просто сидит как вторая кожа, оно срастается все прочнее и прочнее. Боль, кровоточивость – вот доказательство. Прижилось! Теперь уже практически нет риска, что маска слетит, придется потерпеть еще немного боль, а после – зуд, когда я буду писать имитацию заживления, доводя дело до остаточных шрамов.
Синомбре кивнул. Иллюзия была совершенной. Он постепенно привыкал к тому, что живет в подобии нового тела, как в своем собственном, не испытывая никакого неудобства.
– Твои друзья-артисты прибыли в Невадо, – между тем сообщил мессир Армандо. – Думаю, для горожан это повод для радости не меньший, чем грядущие зимние ярмарки к Ларга Ноче
[16], а для дам местного света – повод показать соперницам новые наряды. Магистрат не возьмет с труппы арендной платы за помещение и, мало того, заплатит гонорар на треть сверх заработанного за то время, пока театр тут пробудет. Я обещал – и я договорился.
Конечно, Марко поблагодарил из вежливости, хоть мог бы этого и не делать. Все-таки и он сам, и вся труппа заложники мессира Армандо, как ни крути. Он понимал, что Ди Йэло выплатит гонорар из своей мошны, ибо растрясти любой Магистрат на нечто подобное труднее, чем заставить плакать сборщика налогов. Марко предпочел бы, чтобы караван из семи фургонов тихо-мирно следовал своим маршрутом, никому не подконтрольный, свободный и не зависящий от чужой воли, вмешавшейся в существование театрального мирка. Но раз уж так случилось, нужно поворачивать любые обстоятельства в свою пользу. В труппе есть те, кому крайне нужны деньги; кому-то на содержание немощных стариков-родителей, кто-то копит на оседлую жизнь в собственном домике в окружении сада и виноградника. За свой секрет с незаконными личинами-сфумато хозяин театра не боялся. Ключик от потайного кофра с масками Синомбре еще по дороге в Белый замок зашвырнул подальше в снег. Он знает, как сделать копию, прибегнув к тому же сфумато, а при попытке открыть кофр кем-то посторонним сработает секретная ловушка и вспыхнет не жаркий, но действенный огонь, превративший верхний слой сфумато на полотнах в прах. Они станут обычными портретами, не более.
Поздним вечером в гостевой пристройке к сыновней половине замка зазвучали мужские голоса – это собирались те, кого успел оповестить Донателло, чей голос слышался вперемешку с лаем верного Трезора, не отходившего от Васко ни на шаг. Марко отложил встречу с этой братией на ближайшее возможное время (естественно, под предлогом самочувствия), предварительно выспросив у мессира Армандо известные тому имена вместе с особенностями нрава, привычками и другими важными вещами. Как и в случае с Донателло, стариковская характеристика была короткой, довольно нелестной и метко-язвительной. Ночью Марко опять-таки настигли неприятные ощущения, но он был к ним готов, а потому перетерпел и спокойно заснул.
Зато боль, как ни странно, подтолкнула его к размышлениям, в которых мозг ухватился за нечто, показавшееся крайне важным. Донателло ведь брякнул, что видел сюзерена в луже крови и счел мертвым. Мессир Армандо утверждал, что узнал от Васко о рыцарском поединке, как о намерениях. Что бы это значило?
