Никто из тех, с кем свела знакомство театральная троица, не мог опознать Марко по описанию. В последние дни в замке не видели никого похожего.
– Эх, зачем я отпустил его к Оттавии, – корил себя Пабло. – Его, поди, уж и в живых-то нет…
– Типун тебе на язык, дурень! – Рейтарский дезертир мрачно опрокинул в себя оставшееся содержимое кружки имбирного пива в корчме на ярмарочной площади, где сейчас сидели все трое. – Как будто ты мог его не пустить куда-то, тоже мне! Я склонен предположить, что Синомбре за что-то упекли в темницу при замке – если действительно он жив еще.
– Мальчики, смотрите на мир оптимистичнее! – подмигнула карим влажным глазом Мартина, расправляющаяся со сдобным пирожком с начинкой из яблок и изюма с такой же безукоризненной элегантностью, как сделала бы это знатная мэйс. – Марко был бы против, коли я взялась бы за старое на ярмарке. Но сегодня я возьмусь – ради него же самого.
Две пары приятельских глаз уставились на нее с крайним подозрением. Мартина облизнула свои ловкие пальчики от остатков сахарной пудры.
– Не забывайте, что я женщина. И некоторые вещи мне сделать куда проще, чем самым здоровенным бугаям.
Чуть позже она указала Леандро и Пабло на объект своего внимания. Около аккуратного приземистого домика на краю соседнего с ярмаркой квартала был привязан гнедой жеребец в богатой сбруе. Укрывшись в темноте за углом (тут вам не столица, на освещение не каждый квартал потратится), троица затаилась. А через несколько минут конь обрел седока, вышедшего из низких дверей домика и в сопровождении смачного ругательства ударившегося головой о притолоку. Молодой, мощного телосложения мужчина с волосами цвета льна, с которых при ударе о притолоку соскользнул отделанный волчьим мехом капюшон теплого плаща, черного с золотом. Вслед мужчине донесся голос, принадлежащий, скорее всего, пожилой женщине.
– Да благословит вас Терра, мессир!
– Ага, три раза благословит, нечем ей заняться, – пробурчал мужчина, вспрыгивая на коня. – Делай, мамаша, все, как говорит лекарь, если хочешь сыну добра. Если кто будет совать нос и интересоваться, что да как, – вон гулька в клетке. То же самое, если парень придет в себя и что-то захочет рассказать. Выпустишь птичку – и вся недолга. И парни мои поблизости, если что, присмотрят.
В переулке Пабло тихонько толкнул Мартину в бок.
– Кто это?
– Человек из Белого замка, – так же тихо прошептала девушка. – Его зовут Донателло. Думаю, сегодня ему пора расстаться с кошельком.
Это действительно был Васко Донателло. Он каждый вечер наведывался в Невадо – лично проверять работу врача, найденного по приказу Лодовико для пострадавшего слуги. Васко не привык задавать своему сюзерену вопросы, кожей чувствуя щекотливые моменты, опасные для его собственного благополучия. Сейчас же у него были веские доводы для отсутствия любопытства, о которых он предпочел бы умолчать – и опасаться за свою жизнь, и раздумывать о ближайшем будущем, и присматриваться к так резко изменившемуся Лодовико, и не только…
И изображать дурака больше, чем он являлся таковым на самом деле. Целее будешь.
Нынешний праздничный вечер стал таким насыщенным! Васко нужно было поскорее завершить дела в домишке матери рыжего олуха Руфино, до сих пор лежащего в беспамятстве с разбитой черепушкой, а затем вернуться к ярмарочным рядам, где прогуливалась особая пара. Затея Лодовико – инкогнито совершить вылазку в праздничный Невадо вместе с молодой женой – не привела Донателло в восторг. В бурлящей веселой толпе случается всякое, а драка частенько вспыхивает на пустом месте, достаточно пары фраз, брошенных во хмелю. Мессир рыцарь, конечно, за себя и свою женщину постоит, но то, как он махал мечом в оружейном зале, – полная… или не полная, но приближается к таковой… ну, вы поняли. Как сам не свой. Сверхбыстрое восстановление Лодовико после смертельной раны наводило на размышления, о которых верный вассал никогда бы не стал говорить вслух, помня о характере поединка с бедным Де Лаго. Васко отдавал должное его отваге и самопожертвованию, но никогда бы не захотел оказаться на его месте – он слишком любил жизнь и не был готов отдать ее вот так.
Воспоминания об увиденном на Северо-западном плато Васко глушил вином отчаянно и самозабвенно. Напивался еще и потому, что желал избежать расспросов. При всей своей безалаберности неудавшийся рыцарь относился к той категории мужчин, чья преданность выдержит любые испытания. Он продал свой меч один раз – и это было навсегда. Принеся вассальную клятву, Васко следовал ей каждую минуту, не отступая ни на шаг. Он был уверен, что с Лодовико все кончено, – ан нет. Что же случилось-то? Перед дуэлью Ди Йэло дал распоряжение: в случае смерти сюзерена Донателло следует покинуть Белый замок. Но не сразу, не возбуждая подозрений, и впредь держаться как можно дальше и от замка и от… когда Лодовико назвал имя, Донателло крякнул.
– Почему, мессир? – поинтересовался он.
– Не важно. Задержись, пустись во все тяжкие, пей хоть круглосуточно, но чтоб из тебя не выдавили ни одного лишнего слова. Для тебя это будет более безопасно, нежели поспешное бегство. Если пойдет слух, что причина дуэли – женщина, поддержи, но как бы неохотно и тоже не сразу. И помни, ты поклялся молчать обо всем, что увидишь сейчас, даже на смертном одре.
Теперь Васко терзался сомнениями, не свойственными ранее его изрядно очерствевшей душе, а потому предпочел свою типичную линию поведения, как сделал бы при прежнем Лодовико.
Оставив жеребца у коновязи на углу ярмарочной площади и бросив присматривающему за лошадьми мальчишке пару купро, Донателло сразу попал в мощный напор гуляющих вдоль прилавков горожан и приезжих и начал высматривать Лодовико и Бьянку. Как и многие аристократы на этом гулянии, они были в карнавальных полумасках, но высокую широкоплечую фигуру сюзерена Васко привык замечать где угодно. Вот где он, а? Нет чтобы остаться где-то в одном месте, например, поближе к лошадям!
В бестолковой толчее прошло некоторое время, а потом откуда-то сзади раздался звенящий женский голосок:
– Господин! Это не вы обронили?
Васко быстро обернулся и хищно прищурился, опытным мужским взглядом оценивая обладательницу голоса. Невысокая, худая, но гармонично сложенная – насколько позволяла видеть отделанная лисьим мехом шерстяная накидка (такие обычно носят зажиточные горожанки, купеческие жены, экономки в богатых домах или компаньонки знатных дам), кареглазая, вертлявая и очень хорошенькая брюнетка. Она склонила кудрявую головку набок, кокетливым движением поправляя красную вязаную шапочку, а второй ручкой, обтянутой дорогой перчаткой из тонкой замши, почтительно протянула Донателло некий предмет.
– Панов хвост! – Ругательства слетали с языка неудачливого рыцаря легко и беззлобно, за что его не раз и не два секли розгами в школе при Храме, которую он бросил с особенно злобным удовлетворением, но за языком следил только в присутствии знатных мэйс и храмовников высшего ранга. – Это ж мой кошель!
Петельки и застежки, на которых держался поясной кошелек, были подрезаны начисто. Видимо, что-то спугнуло неведомого воришку, а эта чернявая малышка подобрала недокраденное имущество Донателло. Смотрела она весело, говорила непринужденно, как будто не испытывая ни малейшего страха в присутствии обладателя черного плаща, подбитого волчьим мехом. И не задумывалась о том, что последний спокойно мог дать волю рукам, сграбастать девчонку и увезти ее куда угодно – и никто из альгвазилов Магистрата, периодически появляющихся в нарядной толпе, даже не посмотрел бы в сторону похитителя, делая вид, что ничего не происходит.
