– Нет.
Мерцающий ореол от заклинания вечернего света как будто потускнел, или, может, оно потихоньку теряло свою силу?
– Нет, – повторила Инез. – Это он становился безумнее, глядя на мать день за днем и видя ее такой. Идите по своим делам, мэйс, нечего тут…
К изумлению экономки, настырная госпожа и не подумала слушаться! Она пожала плечами, подтащила низкую скамеечку к ногам мэйс Анны и устроилась на ней, вынимая из сумочки на поясе какое-то шитье, а затем зажигая свечу в лампе и подкрепляя пламя все тем же заклинанием.
– Пока вы ходите по своим делам, мои будут тут. Я расскажу мэйс Анне о новой технике плетения бисером. Идите, Инез. И смиритесь с моими вопросами – их еще будет много.
Донателло ни на секунду не связывал действия подозрительной особы в красной шапочке с нападением в трактире, организованным, похоже, Консалво Де Лаго, рыцарем Первого Храма, младшим братом Томазо и по совместительству хозяином болотной совы. Птички-то разного полета, это даже не подлежало обсуждению. Хотелось бы выяснить, кем нанята девчонка, имени которой Васко так и не спросил, но намеревался узнать нынче вечером. А еще она была достаточно яркой и чувственной, чтобы свести знакомство ближе.
Только не в этот раз; да и вообще, теперь дальнейшее продолжение знакомства под вопросом. Хорошо, что малышка смогла сбежать, потому что Де Лаго пошел на крайние меры и серьезные нарушения Устава, и свидетели этих действий на самом деле вряд ли были ему нужны живыми. Девчонку могли убить прямо на месте. «Зверопасам» строжайше запрещалось использовать животных, птиц, да и вообще всех летающих, ползающих и плавающих тварей в сугубо личных интересах. Мессир Консалво применил свою когтистую птичку дважды – и для слежки за человеком, и для нападения, а за последнее и вовсе не погладят по головке в Первом Храме! Может быть, он и не считает Донателло за человека, кто знает, но для нарушения Устава должна была быть куда более веская причина.
Какая? Долг чести, связывающий его брата с Лодовико Ди Йэло, был уплачен – по крайней мере, для всех должно было так казаться со стороны. Как обычно бывает перед дуэлью, рыцари написали соответствующие бумаги, где их семьям запрещалось продолжать конфликт и мстить в случае смерти кого-то из дуэлянтов. Тут вам не воспламеняющийся от любого чиха юг Сумары, где такую бумагу попросту никто не напишет, а если и напишет, то родня покойного ею разве что подотрется – и здравствуй, очередной виток кровной мести. Благопристойный и спокойный север все-таки соблюдал традиции дуэльного кодекса.
Вряд ли хозяин болотной совы знал, что случилось близ охотничьего домика на Северо-западном плато. Доподлинно этого не знал и Васко. Он мог видеть только верхушку айсберга, пугающую и леденящую душу, будто ночной кошмар. Чего же хотел младший Де Лаго от Донателло, да еще в такой крайней форме, явно вышедшей за рамки побуждения «просто поговорить»?
Четверо нападавших сейчас ничего не спрашивали – в их задачу определенно входил захват, а разговор явно планировался в другом месте. Где? Это стало ясно, когда Консалво пошел на очередное нарушение Устава всех Трех Храмов, создавая стихийный портал – тут же, грифелем на чисто выбеленной стене. Кто-то из его людей потом остался бы в этой комнатке «Пьяной мухи», дабы тщательно убрать все следы. За такие художества Консалво запросто могли лишить рыцарского стяга, синего с серебром, как у всех представителей рода Де Лаго. А что это значит, долго думать не надо. С Донателло действительно поговорили бы – где-нибудь в подвале Озерного замка, за сотню миль отсюда, поговорили жестко, а затем он просто исчез бы.
Предвидя данную перспективу, он сражался как мог. Жаль, что рядом нет Трезора, уж его-то челюсти поработали бы на славу, ему и волк на один зуб… Размахивать мечом в тесной каморке было нереально для всех участников драки, а из поединка против троих (младший Де Лаго устранился от процесса, так как торопился закончить рисунок, но натравленная им сова потрудилась от души, вырвав у Васко с макушки приличный клок волос и яростно атакуя при каждом движении) Донателло мог бы все-таки выйти успешно, если бы не одно важное обстоятельство.
Мартина бы убедилась, что ее проверенное средство подействовало, пусть и с изрядным опозданием. Донателло почувствовал предательскую слабость в ногах и замедление скорости реакции, пропустил несколько ударов в лицо и корпус. Вероятность того, что его сейчас скрутят и затащат в уже отделившийся от стены контур стихийного портала, нарастала с каждой секундой. Чем опасен такой портал? Он непредсказуем, нестабилен, известно немало случаев, когда в нем гибли и мастера сфумато, и те, кто оказался по ту сторону проложенного магией живописи коридора, потому что их зацепило.
Единственным порталом, который сотворил пятнадцатилетний Васко Донателло в период обучения в школе при Третьем Храме, было тщательно выписанное и очень даже натуралистичное изображение городских бань, куда в определенные дни недели водили воспитанниц женского пансиона. Сомнительное по моральным соображениям художественное полотно после инцидента проникновения в баню было сожжено, а сам автор все-таки изгнан из школы – без малейшего сожаления с его стороны. Дома ему еще досталось от матери, навсегда простившейся с честолюбивой надеждой увидеть хотя бы на руке младшего из сыновей Печать Леонардо.
Сейчас жесточайший удар в челюсть (рукоприкладство локотком Красной Шапочки по сравнению с ним могло бы сойти разве что за нежный поцелуй) поставил в сопротивлении Донателло точку. Он повис на руках удерживающих его людей Де Лаго, но… Сквозь заливающую глаза кровь из рассеченной брови Васко увидел, как отлетели в сторону остатки раскуроченной двери и обломки мебели, использованной им для попытки эту хлипкую дверь заблокировать. В комнатку ворвались неизвестные – с открытыми лицами, не в пример подручным рыцаря Первого Храма. Золотоволосый красавчик, за которым девки должны ходить табунами, смуглый черноглазый юнец с угрюмой физиономией, трое широкоплечих здоровяков, похожих то ли на вышибал из трактира, то ли на охранников при банке, кто их разберет… Уж в их-то намерения входил точно не захват, а добрая потасовка, но без особого кровопролития, потому что в ход пошли короткие дубинки, кулаки и свинцовые кастеты. Ах да, был еще табурет – достаточно хрупкий, чтобы развалиться при ударе о благородную голову Консалво Де Лаго, которую напрасно пыталась прикрыть крыльями болотная сова.
Табурет был обрушен на мессира рыцаря с помощью двух нежных, ухоженных и очень ловких женских ручек, правда, частично поцарапанных о выбитую раму круглого окошка и перемазанных в золе при падении.
– О, Шапочка пришла! – успел вставить Донателло, прежде чем окончательно вырубился.
Пришел в себя он оттого, что те же самые ручки обрабатывали ему ссадины на лице каким-то едким и на редкость щиплющим раствором. Быстро огляделся и понял, что голова пристроена на коленях Красной Шапочки, сверху смотрят ее крайне сердитые (и несколько обеспокоенные, что страннее всего) карие глаза, а вокруг царят следы разгрома. Смуглый юнец смывает со стены грифельные контуры, оставшиеся от стихийного портала, красавчик с любовью протирает лезвие короткого ножа (похоже, он все-таки кого-то пырнул), а трое здоровяков собирают обломки мебели и переругиваются с хозяином «Пьяной мухи», выползшим из своей норы, как только все стихло.
