– В смысле?..
В черных глазах заплясали огоньки смеха.
– Да-да, мальчик. У меня давно нет управляющего за́мком, я привык во все вникать сам и делать тоже. Кормить мошенников, запускающих руку в хозяйскую мошну, я не намерен. Арендаторы, доходы и траты средств, разбор жалоб… Не знаю, как часто будут к тебе обращаться с последними, поскольку в случае необходимости Лодовико обычно ставил в жалобах точку одному ему понятными способами. В качестве Лодовико ты можешь поступить так же, посылая все… ты понял куда, или же разрешать споры в зависимости от своего настроения в данный момент. Если же не захочешь, – хмыкнул старик, – а я по глазам вижу, что не захочешь, хоть ты и хмуришься сейчас точь-в-точь как Лодовико, то делай как я. Вникай сам. Оставь пригляд за прислугой жене, а по поводу остального придется сидеть тут и слушать меня. Считай, что текст твоей роли увеличился на несколько страниц.
Вот почему Бьянка была предоставлена самой себе. Марко не мог уделить ей время, потому что Армандо завалил его колонками цифр, новым списком имен и инструкций – теперь уже сугубо бытового толка. Разумеется, в своем театре Марко знал наперечет каждую ниточку и каждый гвоздь в реквизите, и мог при случайном пробуждении ночью сообщить, кому, за что, сколько уплачено и сколько получено. К тому же у него была вторая голова для финансовой, говоря языком банкира, мигрени – Маурицио. Но масштаб театрального имущества и хозяйства не только Белого замка, но и всей неслабой территории под названием Ледяные пустоши был просто несопоставим.
А между тем мессир Армандо всего лишь ориентировал Синомбре по текущим делам. В замке у него действительно не было управляющего, но для глобальных, земельных дел он такого человека держал.
– Обратишься в случае необходимости, – небрежно закончил эту часть урока старик. – Всего две недели, если получится, то меньше, так что на первый раз выдержишь. Но… У тебя все-таки будет повод покинуть замок, один-единственный. Совет Трех Храмов соберется в ближайшее время – и вот тут-то ты не можешь туда не пойти, будь хоть трижды новобрачным и пять раз раненным. Это куда сложнее, чем разбирать дела жалобщиков или пересчитывать положенные суммы налогов. Как бы я ни относился к Бентозо, он все-таки Командор. Кроме него сменились и другие Командоры – оба в течение года, так что Совет до сих пор лихорадит. Удача – Бентозо плохо знал Лодовико до своего вступления на пост. Неудача – он слишком проницателен. Он любит копаться в деталях, а потому на правах Командора как духовного отца всего Третьего Храма, может захотеть выслушать твою исповедь.
Марко понял, куда клонит Ди Йэло-старший, и похолодел. Исповедь относительно причин поединка с Де Лаго?
– Я не знаю, захочет ли этого мессир Раймундо, – продолжал старик, испытующе глядя на Марко. – Подоплека дуэли по-прежнему окончательно неизвестна. Надо сделать так, чтобы у Бентозо не было возможности надолго остаться с тобой наедине, обратить на тебя внимание. Но если это произойдет… Сейчас мы составим короткую нейтральную речь, где будет завуалированно прикрыта честь девушки из первых семей королевства, а перед этой причиной потребность в исповеди может вполне отступить. Я подробно расскажу тебе, кто и как может себя вести при встрече, за исключением двух новых Командоров и парочки членов Совета, о которых я мало знаю, но кое-какие сведения уже собрал. Тебя будут провоцировать на ссору – и это вернее всего, желающие найдутся. Будь тверд и не реагируй на провокации, но сделать это нужно так, чтобы равнодушие ни в коем случае не приняли за слабость. Сегодня мы будем работать над этим, а потом я уеду.
Синомбре понимающе кивнул. Но едва мессир Армандо махнул своей здоровой рукой, давая понять, что разговор окончен, Марко все же спросил:
– Не будет ли наглостью с моей стороны узнать, с чем – или с кем – связаны ваши дела, мессир?
– Это семейные дела, мальчик. Пока что ты волей-неволей относишься к семье Ди Йэло. А значит, все узнаешь в свой срок. Иди.
Вот так и навалилась на Марко самая настоящая бытовая рутина, от которой он не поднимал головы. Полчаса назад он по устоявшейся привычке провел с Анной Ди Йэло утреннее время. Инез успела поворчать по поводу того, что жена «непутевого сына» посмела побеспокоить мэйс Анну вчера вечером, в зимнем саду.
Слово «побеспокоить» в данной ситуации могло бы звучать смешно, кабы речь шла не о той страшной тьме псевдосуществования, в которой пребывала Анна. Вчера Бьянка ничего не сказала мужу, но как-то винить ее за эту скрытность или порицать Марко не стал бы ни в коем случае. У нее открытое и доброе сердце, и что бы там ни говорил о доброте мессир Армандо, мешать ее проявлению просто грешно.
– Я позволяю ей, – веско сказал Марко.
Инез поджала губы.
– Но ваш батюшка…
– Батюшка в отлучке, – не допускающим возражений тоном бросил мужчина, и Инез тут же склонила голову. – Сейчас я решаю, что тут можно, а что нельзя. На его половину замка Бьянка не ходит – этот запрет действует. А зимний сад на моей половине. И точка.
Инез поворчала еще, но, как показалось Марко, с подобием уважения во взгляде.
Сейчас он вместе с Донателло находился на открытой галерее, переходом соединяющей две башни, куда Синомбре вышел прогуляться и подышать сладким морозным воздухом. Если станет еще чуть-чуть холоднее, Совет действительно пришлет распоряжение о том, что пора вмешаться. Хорошим известием можно было считать новость, сообщенную Донателло: конопатый Руфино пришел в себя. Полученная травма или на самом деле последствия какого-то испуга – но что-то мешало ему говорить, он даже явно толком не понимал сути заданных вопросов. Грамоте он не разумел, а потому не смог бы написать что-либо в качестве ответа. Врач сказал, что на восстановление речи нужно время. Зато расцвеченная свежими синяками физиономия Донателло могла бы, кажется, многое поведать, представ перед изумленным взглядом сюзерена. Поначалу Марко решил, что горожане, вдохновившись примером Ди Йэло-младшего, который поставил на место своего подручного, поколотили Васко за какие-то грешки, прошлые или настоящие.
– Нет, мессир, – покачал головой вассал. – Представляешь, я даже заплатил пройдохе-трактирщику за выбитую дверь!
– Отчего же он пройдоха?
– Так дверь-то выбита не мной! Вот где справедливость?
– Ее нет, Васко. Иначе бы на голову каждого первостатейного мерзавца, как гласит легенда о строящемся до сих пор куполе Главной сумарийской капеллы, падал бы камень.
Произнося эти слова, Марко машинально почесал за ухом лохматую голову Трезора, расположившегося у его ног.
– Еще неполный месяц назад, – медленно проговорил Донателло, – пес счел бы нужным и приятным оторвать тебе полруки, а ты – отколотить его палкой. Только так и было. Что изменилось?
– Ну-у, – протянул Марко, разглядывая разноцветные переливы на лице собеседника, – может быть, что-то изменилось там, на Северо-западном плато? Или до него? Может быть, ты мне скажешь?..
