Лодовико Ди Йэло носил портал к любовнице с собой.
Этот день был долгим и насыщенным не только для Синомбре. Донателло, прискакав в Невадо, первым делом направился вовсе не в домик матери Руфино. У него была назначена встреча – нетрудно догадаться, с кем и для чего. Восковые оттиски, снятые с нескольких замочных скважин, послужили для изготовления ключей, нужных Мартине на первых порах. Двери, которые они отпирали, вели из кухни и зимнего сада туда, куда намеревалась проникнуть бывшая воровка, – на разные уровни башни мессира Армандо. Ну а там Мартина надеялась на свои многочисленные отмычки, ловкость и гибкость, а также способность пролезть в самую узкую щель.
– Я проведу тебя в Белый замок, Шапочка. – Донателло даже не заметил, куда шустрая особа спрятала то, что он ей отдал, как бы ни старался следить за ее ручками. – Догадываешься, как нужно одеться? Я не позволю никому распускать руки в отношении тебя, скажу, что ты моя женщина на пару ночей, но надо быть готовой и к чужому вниманию. К тому же на половине старого мессира есть охрана, у дверей в его личные покои как минимум. Может быть, я смогу отвлечь кого-то из них, сейчас старший Ди Йэло в отлучке, но… Гарантировать успех не могу. Если тебя поймают, мне крайне тяжело будет объяснить странное поведение особы, которую я привел в замок для собственных утех.
– Мне не нужны хозяйские сундуки с добром. В таких делах я не новичок и не стану рисковать понапрасну, – моментально ощетинилась Мартина. – Я справлюсь. За кого ты меня принимаешь?
– Что-то я часто слышу этот вопрос, и не только от тебя. Ну я же вычислил тебя, когда ты начала крутиться около меня второй день подряд.
Справедливое замечание. Девушка фыркнула и отвернулась.
– Тогда и не помогал бы. Сами бы справились, без тебя.
– Уже не могу, красотка…
Сильные руки обвили тонкую талию, и несколько минут длилось молчание, сопровождающее затягивающий обоих долгий и вкусный поцелуй. Вокруг с лаем прыгал неугомонный Трезор, норовящий урвать и свою долю внимания от кудрявой девушки, понравившейся псу никак не меньше, чем хозяину.
– А стоит ли такого риска хозяин вашего театра, а? – спросил после сладкого поцелуя неудавшийся рыцарь.
– Так ведь это друг, Донателло, – терпеливо объяснила Мартина. – Друг! Ради такого друга можно сделать что угодно.
Затем несколько обиженный Трезор был выставлен за дверь, потому что у его хозяина и кудрявой черноволосой девушки нашлось общее приятное занятие, логично завершившее такой сладкий для обоих поцелуй.
Размышляя над словами Красной Шапочки, Васко переступил порог домика матери Руфино, где конопатый слуга вполне хорошо себя чувствовал, вот разве что по-прежнему не владел даром речи и столь же плохо понимал чужую речь. Донателло предстояло непростое занятие, над которым он корпел до следующего утра, основательно вымотавшись сам, утомив Руфино и совершенно не зная того, что происходило в это время с мессиром, давшим вассалу такое оригинальное поручение.
Марко между тем получил то самое приглашение, о котором говорил мессир Армандо, – в Совете его ждали завтра в полдень, для чего нужно было воспользоваться порталом. Он вел в Магистрат во Фьоридо, а точнее, в ту его часть, которая называлась La Morada Del Arte
[23]. Естественно, нужно было явиться в парадном облачении. Если есть запросы и предложения, надлежало изложить их на бумаге в максимально краткой форме и передать капелланам или мелким служкам при Командоре своего Храма.
На Совет положено являться безоружным и без постороннего сопровождения. Почему так? На этот счет мессир Армандо тоже предупреждал с коротким сухим пояснением:
– В таком месте, где правит грифель и кисть, оружие является оскорбительным предметом. Ситуации случаются всякие, горячие головы нужно остужать, не доводя до ссоры. А еще бывают аресты – прямо на месте.
Перед этим мероприятием надо было как следует выспаться. А накануне… Предстояла встреча с мэйс Лусией, и вот туда-то Марко и не думал пойти безоружным. Кто знает, нет ли там ловушки – но если не пойти, то поток писем с красной печатью так и не прекратится, а Синомбре с лихвой хватает двойной жизни, чтобы присовокупить ко всем запутанным обстоятельствам еще и любовницу мертвого рыцаря.
– …Матушка, вот опять! – одна из служанок в замке Ди Эстелар, дочь повара и горничной в господских покоях, прибежала и в ужасе потянула мать за рукав.
– Чего тебе, Дория?
Девушка была напугана и не пыталась этого скрыть. Она до предела округлила глаза и перешла на шепот:
– Как ты думаешь, мессир барин знает, – так она называла Орсино Ди Эстелар, – что сестра его – ведьма?
Мать испуганно охнула и хлопнула дочку по руке.
– Глупости! Вот, снеси чистое белье куда надо и не мешай мне. И не болтай чушь, если не хочешь, чтобы выгнали.
– Но… – девушка не унималась, – я не впервые слышу голоса из комнатки на чердаке, рядом с той, где барышня держит почтовых голубей. Ее голос, да и мужской тоже. Это бывает достаточно часто, когда барина нет дома. Дверь всегда заперта, а порой оттуда доносятся такие звуки, как будто… двое любят друг друга. А иногда наша мэйс заходила туда ближе к вечеру – а выходила и вовсе из спальни в своих покоях! Ее платье было в беспорядке, шнурки на корсаже разрезаны или порваны. Не иначе колдунья, ходит куда-то на шабаш, а там…
Вот тут родительская рука щедро отпустила подзатыльник.
– Тише! Ты что, не знаешь нашу мэйс?! Лучше молчи.
– А сегодня, вот только что… – Дочь повара и горничной стремилась вытряхнуть все новости, ибо держать их в себе никак не возможно, они выкипят наружу, как травяной взвар из чайника, а матери-то можно, та не выдаст. – Снова были голоса! Без охов и вздохов, только барышня кричала и визжала на весь чердак, ругалась на кого-то… Потом рыдала. Не знаю, матушка, что там было, но кажется, я хочу искать другого места, пусть с меньшим жалованьем, но поспокойнее.
Поспокойнее не вышло. То есть это Марко был спокоен и вежлив. Но только он.
– Ты жив! – Дрожащие от истомы руки обвили его шею, алые губы оказались близко от лица.
Лусия была ненамного ниже Ди Йэло-младшего, и – надо скрепя сердце согласиться – пригласи она Марко Синомбре, например, на приватный спектакль совсем недавно, он бы и не подумал избежать объятий этой поистине прекрасной женщины. Она была великолепна и чувственна. Но сейчас… Синомбре как будто воочию видел каждую черточку ее души, проступившей наружу, как проявились бы скверно закрашенные дефекты портрета, от которых пытался избавиться неопытный живописец.
Злость.
Потребность легко и без зазрения совести вымещать дурное настроение на ком угодно.
Вероломство.
Лусия не пыталась казаться кем-то другим перед тем, кого считала своим Лодовико. Что, могла бы стать ему достойной парой, или они расстались бы, наигравшись друг другом до отвращения?
