Несколько портретов, написанных в той жуткой искажающей манере, с которой знакомил учеников Командор Третьего Храма, – не иначе многие, кто перешли дорогу мессиру Армандо (Гвидо?) и были жестоко изуродованы и лишены нормальной жизни. В этой страшной мастерской были подготовлены и первичные эскизы новых портретов. Всего лишь торопливые грифельные наброски, но при виде их Марко охватил ужас и гнев – он понял, что хозяин Белого замка планирует масштабную акцию вторжения демонических сил, готовя для них возможные телесные вместилища.
Все три Командора. Многие члены Совета и совершенно незнакомые Марко люди. Эскизы женских портретов тут тоже присутствовали – и мэйс Ди Эстелар, и… Увлажнившейся ладонью Марко схватился за рукоять меча на поясе.
В чертах задорно смотревшего с холста наброска угольным грифелем угадывалось личико Бьянки.
– Нет, – прошептал он, чувствуя, как на голове зашевелились волосы. – Нет…
Еще одно изображение, довольно странное. Один набросок поверх другого, да так, что черты двух совершенно непохожих лиц накладывались друг на друга, составляя гармоничное целое. Марко Синомбре и Лодовико Ди Йэло вместе – но это ни в коем случае не завершенное сфумато, а только заготовка. Для чего, долго думать не надо.
Старческий голос только подтвердил догадку.
– Ты выйдешь отсюда таким же, как я сам. Существом на ступеньку выше, нежели обычный человек.
Марко перевел взгляд в глубину зала и увидел это.
Царящий над всей жуткой галереей портрет молодой прекрасной женщины в полный рост. Черные косы, ярко-синие глаза, молочно-белая кожа. Анна Ди Йэло. Портрет мог бы считаться типичным брачным сфумато, если бы не одна особенность. Неведомый мастер заключил его в ауру вязкой полупрозрачной тьмы, окутавшей изображение зловещим облаком. Но самым пугающим элементом было то, что образ на картине как будто пытался вырваться из черного облака – и не мог сделать этого долгие годы, находясь в заточении в двух местах, в собственном живом теле и здесь, в роскошной раме портрета.
Никто и никогда даже не подумал искать изображения жертв сфумато неро здесь, в одной из башен Белого замка. В зале, открывающемся только по желанию его хозяина, настоящего чудовища – Гвидо Алмазные Пальцы.
Рука Марко совершила непроизвольное движение – и меч покинул ножны.
– Спрячь его, мальчик, – раздался голос, в котором прорезались какие-то металлические, нечеловеческие нотки. – Это против меня уже бессильно. А скоро будет бессильно и против тебя тоже, и против любого, кто так или иначе мне нужен. Осталось совсем чуть-чуть. Я больше не допущу того безобразия, что устроил Лодовико, лишив себя жизни! Наивный Руфино полагал, что от меня можно скрыть что-то, – но я наконец-то покопался в его голове так, как счел нужным. Неожиданно вышло с медведем – думаю, изгнанный из тела демон пытался занять неповрежденную живую плоть и нашел на Северо-западном плато единственное, что было поблизости, – берлогу какого-то хищника, залегшего в спячку. Помнишь, я говорил, что тело животного демон может занять с легкостью? Человека надо готовить, плоть зверя вполне доступна. Надо же, шел к замку, пытался вернуться в привычное место… Вышел на тебя, потому что почувствовал маску знакомого тела.
Марко показалось, что портреты в страшной мастерской задергались в гротескном танце. Мигнул свет Кьяве Доро, как будто Золотой Ключ пытался сбежать из этого замкнутого пространства раз и навсегда.
– Я ведь сказал, у меня – а точнее, у нас, ибо нас много – далеко идущие планы. Ты все узнаешь в свое время, уже скоро. Мне нужен был Дождливый предел непутевой семьи Ди Боске на законных основаниях – эта земля представляла особую ценность, и плод моих изысканий на ней ты наконец-то видишь перед собой. Нельзя было тянуть, новые Командоры мне не по душе, они что-то замышляют.
Темнота по углам замкнутого помещения была практически осязаемой. Старческий голос продолжал:
– Для начала усвой следующее: род Салазаров не афишировал свое наследие, потому что нас запросто могли уничтожить как потомков династии, посягнувшей на привычное устройство мира. Настало время вернуть утраченное! Нас называют чернокнижниками, не пытаясь вникнуть в причины и мотивы поступков. Я говорил тебе не так давно, что чернокнижников могут только уничтожать, а между тем предлагаемое могущество, магия живописи без ограничений и условностей – вот к чему мы всегда стремились! Все, кроме твоего отца, посмевшего пренебречь предназначением. Он очень удачно женился – у твоей матери была совершенно особенная семья. Увы, он отказался мне помогать, но сразу не выдал, как брата. Предложил навсегда покинуть Сумару, иначе он исполнит долг и сообщит Совету. Тогда я сделал все, чтобы убедить его в своей смерти. Он вновь стал опасен, когда я занял место Армандо. Диего хорошо его знал, я не мог оставить твоего отца в живых, но на Анну Салазар и тебя самого у меня были планы. Пришлось их отложить из-за вашего бегства. Анна умерла, а ты и вовсе пропал на долгие годы. Я не уверен, догадалась ли о чем-то твоя мать…
– А как же та самая рука мастера Гвидо в шкатулке?
– Это всего лишь часть тела, – со злостью произнес старческий голос. – Да, было больно и так жаль! Но мне пришлось пожертвовать ею, когда потребовалось отвести от себя подозрения, завершить сфумато тела Армандо с имитацией черного колдовства над ним, чтобы меня оставили в покое. Необходимые жертвы, вот и все…
Голос исходил как будто из всех углов зала. Как только Марко опрометчиво вынул меч, подсвеченная золотистым контуром фигура исчезла, растворившись во мраке. Синомбре обратился к этому голосу, пытаясь хоть как-то сдержать рвущийся наружу гнев.
– Ты говорил, что Гвидо хотел служить искусству и людям!
– Так и есть. Способ служения у каждого свой.
– А как же Анна Ди Йэло? А ее несчастный муж?!
Старческий голос наполнился ядом, смешанным со страстью, на которой не сказались прожитые годы.
– Я предлагал ей целый мир! Я изобразил ее лицо на фреске Капеллы! Это самое великое признание в любви, которое могла получить женщина! А она отвергла меня и насмеялась надо мной, как и этот хлыщ-выскочка Армандо. Я предупредил их, что Анна станет моей в любом случае – она и стала. Она начала догадываться слишком быстро – и я применил сфумато неро. Я хотел наследника, чтобы он стал таким же, как я, приняв в душу и плоть создание хаоса, помогающее творить без опостылевших рамок морали и преображать мир по-своему. Но я действительно совершил ошибку, лишив Лодовико свободы воли. С тобой я такого не повторю. Анна свидетель многого, но убить ее было выше моих сил. Я до сих пор люблю ее. Она будет в полусне вечно, она чувствует лишь то, что оставил ей я. Анна знает, кто я, – и пусть и дальше доживает с этим. А с помощью ухудшающейся с годами репутации Лодовико я создал образ семьи, от которой нужно держаться подальше и никогда не соваться в наши дела. Ты начал все портить своим благородством, пора это прекратить.
Озноб осознания снова накрыл Марко Синомбре подобно снежной лавине. Тот, кто занял место Армандо, действительно заключил силенцио дорадо с собственным сыном, когда тот вышел из нежного возраста, а ценой сделки была жизнь Анны Ди Йэло. Лодовико любил мать и чувствовал страшные узы колдовства, навсегда сковавшие их обоих. Она была единственным существом, ради кого он жил – пока мог. Донателло не зря сказал, что Лодовико, которого он знал, отчаянно искал того, кто после очередной выходки бросит вызов и остановит его раз и навсегда.
