Марко ограничился растерянным вопросом к Командору:
– Что это такое?
На белом холсте присутствовал один-единственный объект – черный квадрат. На самом деле он не был ни таким уж квадратным, ни таким уж черным. Его стороны не были равны друг другу, а черная поверхность была испещрена цветными трещинами. Создавалось ощущение плохо зажившей корки на ссадине.
Раймундо Бентозо вынул свою кисть и грустно усмехнулся.
– Я могу только показать тебе то, что скрыто под верхним слоем. Но я не знаю, как отделить друг от друга два тела, сведенные в единой маске-сфумато и упакованные в цветовую беспредметную форму. Твой прежний облик там. Вместе с посмертным рисунком тела Лодовико. Опытами с разделением такой маски и ее носителя забавлялся мессир Ди Монтанья. Но все несчастные, испытавшие на себе подобное, погибли.
«Пастухов словно склеили вместе, а потом пытались отодрать друг от друга…»
Марко вздрогнул и кое-как подавил готовый вырваться наружу судорожный вздох.
– Надо ли тебе смотреть на это, сын мой? Уверен?..
Движущаяся в воздухе кисть-артефакт как будто приоткрывала покрытую трещинами черную завесу. И вот тогда-то Синомбре медленно покачал головой. Он был раздавлен этой новостью, и слова мессира Раймундо не сразу дошли до него и обрели смысл.
– Я повторяю: никому не нужен ни мертвый Марко Салазар, ни столь же мертвый Марко Синомбре. Оба преступившие закон – вольно ли, невольно, не имеет значения. Мне – и многим другим – нужен живой Лодовико Ди Йэло. Член Совета. Хозяин Ледяных пустошей. Опытный маг. Муж прекрасной женщины и сын той, что вот-вот очнется от колдовского наваждения и будет нуждаться в поддержке и сыновней любви. Настоящий друг для многих, готовых ради этой дружбы совершить невозможное. Рыцарь Третьего Храма. Тот, кто поможет воссоздать из пепла потерявшие состоятельность законы оскудевшего рыцарства. Я в него почему-то верю. Может быть, у этого Лодовико даже останется свободное время на работу над новыми пьесами. Он возьмет псевдоним и будет творить под ним, но вряд ли выйдет на сцену в очередной маске-сфумато.
Видя ошеломление на лице собеседника, Командор своей тяжелой рукой, отмеченной Печатью Леонардо, крепко, по-мужски, хлопнул его по плечу.
– Клянусь всеми Эоловыми частями тела, хоть это и богохульство, сын мой, что Совету ни разу за время своего существования не приходилось создавать такое многостороннее силенцио дорадо! Документ для подписей, наверное, длиной в треть пола этой камеры, где тебе уже совершенно нечего делать. Да, и если хочешь, чтобы Орсино и Консалво ответили за незаконно примененную к тебе огненную пытку, только свистни.
В ответ Командор услышал довольно-таки длинную тираду из выражений, принадлежавших рейтарскому дезертиру по имени Леандро. Высказана она была по отношению ко многим участникам этой странной пьесы, включая самого Раймундо Бентозо. Рейтары же из стражи Магистрата, принесшие картину, сделали вид, что не слышат ничего, кроме мужского хохота двух рыцарей, прокатившегося из камеры по всему этажу.
В ближайшую пару дней Марко облизывал пес Трезор, а окружающие хлопали по плечу много и часто. Большей частью именно по-дружески и по-мужски, но досталась пара хлопков-щипков и от примадонны Амалии, которая буквально растаяла под взглядом синих глаз и даже не подумала поберечь свои «яблочки», ослабив шнуровку на корсаже. Хорошо, что не видела Бьянка. Впрочем, та была так счастлива, что готова была простить все и всем – простая душа, умеющая искренне любить и радоваться от сердца.
В эту ночь Бьянка засыпала в объятиях, надежнее которых для нее не было во всем свете. Она не знала, о чем думал тот, кто держал ее в этих объятиях. А он, находясь на грани сна, наконец понял, постиг суть еще одного сюрприза Ди Йэло. Брачное сфумато со страшным и пугающим подтекстом, заказанное Лодовико, шло вразрез с его поведением. Ни разу не поинтересоваться невестой, не попытаться увидеться лично – и тут же завалить подарками перед свадьбой и девушку, и ее мать. Одна из попыток привлечь внимание семьи Бьянки и заставить Ди Боске отказаться от жуткого для их дочери брака.
Марко поймал взгляд того, кто был изображен на портрете в полный рост, в парадном облачении. Ему показалось, что взгляд изменился, насколько это вообще возможно. В нем не было ни привычного тяжелого напряжения, ни язвительного ожидания. Так смотрит человек, готовый пуститься в дальний путь – и проститься со всеми, кто так или иначе был рядом. Проститься с близкими навсегда.
Марко кивнул ему – брату, которого никогда не знал.
– Иди. Иди туда, где свет. Кажется, мы все сделали как надо.
Эпилог
Приближалась весна, вместе с новыми красками, звуками, запахами. Вот-вот проснется природа, заиграв мелодией торжества жизни. Для всех ли? Может, кто-то или что-то не переживет последних недель отступающего холода, не выйдет из промерзших нор, не прорвет набухающие на ветвях деревьев почки, не зазеленеет, не расцветет, не раскроет крылья? Такие существа будут, несомненно. Зима всегда собирает свою жатву.
А для кого-то смена времен года, равно как и дневной свет, и очертания предметов, и звуки пастушьей свирели, и многое другое превратилось в воспоминание, гаснущее день за днем вместе с разумом. Таких немного, можно сказать, на всю Сумару одна-единственная. Женщина в кресле у окна. С ней, как обычно, проводила все свое время верная компаньонка – день за днем, год за годом. Она ничего другого не могла сделать для своей любимой госпожи, кроме как содержать в чистоте, ухаживать, одевать, кормить, выводить гулять, делать массаж и читать книги, даже не представляя, что из этого доступно для восприятия мэйс Анны.
Изменения, происшедшие в Белом замке, не затронули постоянного распорядка. После того как часть башни бывшего хозяина, мессира Армандо, была полностью очищена от всего содержимого и намертво замурована рыцарями Совета, прошел почти месяц. Все странные и страшные вещи, найденные там, давно сожжены, а пепел спущен в глубокие шахты – туда, где ранее хоронили останки жертв Красной Смерти и казненных чернокнижников, практикующих темную магию. Уцелела одна-единственная картина, которая теперь находилась в мастерской нового хозяина.
Инез не пыталась вникать в то, что ей сообщили; ее интересовала только Анна, и даже в голову не приходило, что в свое время ей удалось избежать смерти благодаря этому безразличию к окружающему миру. Гвидо не тронул ее, оставив при госпоже. Странности в поведении мессира Армандо она принимала к сведению, но и только. Сейчас она подписала бумаги, предписывающие молчание. Но никак не могла поверить в то, что проклятая тьма, все эти годы окружавшая Анну, вот-вот исчезнет.
– Остался правый нижний угол на полотне, – сказал сам хозяин, которого растерянная Инез перестала звать «непутевым сыном». – Надо быть готовыми в любой момент. Надо крайне осторожно сообщить ей, что больше нет старшего, Джованни. Возможно, она знает, но иначе мы поступить не можем. Тяжело, но придется.
