Брэнд нашел мой каяк. И это его разозлило. Обломки весла лежали на берегу, словно он швырнул его в воду, и море вынесло части обратно на берег. Он также прошелся по каяку, оставив дыру размером со ступню в середине, в области коленей.
Я выругался и перевернул каяк, чтобы осмотреть корпус. И с огромным облегчением выдохнул. Брэнд оставил дыру, но не пробил корпус насквозь.
Сердце выпрыгивало у меня из груди, руки действовали слишком быстро, и я неуклюже уронил лук, пока откреплял его от каяка. Я положил его на землю и взял сломанное весло. И снова второпях я едва не поранил палец, пока перерезал причальный канат, лежавший в нижней части каяка. С его помощью я привязал свой лук к двум сломанным частям весла. Казалось, мои пальцы разучились вязать правильные узлы. Якорный узел постоянно развязывался, и вся конструкция развалилась. Я закрыл глаза и заставил себя мысленно сосчитать двадцать очень медленных слонов. Затем я вставил лук в весло и завязал такой крепкий узел, что у меня свело руки. Я уделил особое внимание последнему узлу и проверил готовое весло. Оно получилось громоздким, но прочным.
Я не стал осматривать церковь. Я стиснул зубы, сказал себе, что со мной все в порядке, что я не голоден, не хочу пить и мое тело не болит в самых странных местах, и бросился в погоню.
Я обогнул мыс и оглядел море. Никаких признаков красных парусов, но в этом не было ничего ужасного. В отличие от того факта, что «Добрая надежда» тоже исчезла. Я ощутил прилив паники и огляделся, чтобы собраться с мыслями и понять, где я находился на насыпи, разделяющей остров. Затем я вспомнил примерный путь, по которому шла лодка.
В тот момент я понял, что, возможно, не вижу «Добрую надежду», потому что нахожусь на уровне моря, а не на высоком холме острова. К тому же, с опущенными парусами лодку было сложно заметить.
Стоять в каяке практически невозможно, но у меня получилось. Я очень осторожно выпрямился и увидел мачту, а потом и корпус. Когда я снова сел, то понял, что по-прежнему вижу «Добрую надежду». Паника словно ослепила меня. Как будто я решил, что потерял лодку и это действительно произошло.
Ветер крепчал и поднимал волны, и это мне не нравилось. Я не спускал глаз с «Доброй надежды» и начал грести в беспокойные воды между большим островом и сушей впереди. Я заметил холмы вдалеке и решил ориентироваться на них, пока следил за направлением, по которому плыла моя лодка. Мне казалось, что если разрыв между нами усилится из-за ветра или моих уставших рук, я по-прежнему смогу найти лодку с помощью этих ориентиров.
Составляя план, я чувствовал, что он был одним из тех, которые ты готовишь наудачу, но которыми так и не приходится воспользоваться. Спустя час я даже не приблизился к лодке. Мои руки дрожали, а плечи словно окаменели.
Внезапный шквал ветра подул мне в спину, и я перевел взгляд с «Доброй надежды» на дыру в каяке, пытаясь понять, не заполнит ли дождевая вода его корпус. Я подумывал снять свою куртку из овчины и затолкать ее в отверстие, чтобы вода не попала внутрь. Когда я поднял голову, то понял, что не вижу ни лодку, ни холмы впереди.
И снова я решил не паниковать.
Хотя мне очень хотелось.
Я закрыл глаза и сосредоточился на ощущении каяка и течении.
Когда гребешь в открытых водах, между тобой, морем и лодкой появляется напряжение. Ты хочешь попасть в точку A, море тянет тебя в точку B. Твое тело чувствует напряжение между этими конечными точками с каждым взмахом весла, когда борется с точкой B и направляет каяк в точку A. Я усердно греб больше часа, возможно, даже два, и незаметно мое тело привыкло к этому. Я постарался вернуть то ощущение напряжения – восстановить тягу воды и сбалансировать давление, направляя каяк в нужную сторону.
Я практически греб вслепую.
Это было похоже на игру, в которую я играл на широких пляжах Уиста: закрывал глаза и проверял, сколько я смогу пройти, не открывая их. На плотном песке приходилось лишь считать шаги и мысленно следить за наклоном берега, чтобы не свалиться в воду. Начинать всегда было легко, а потом ты задумывался, не было ли впереди предательского комка водорослей или плавучего мусора, о который можно споткнуться. В итоге странное горизонтальное головокружение одерживало верх. Я открывал глаза и видел чистый пляж впереди. Все препятствия были только у меня в голове.
Я сосчитал до ста, потом до двухсот. На пути к третьей сотне я почувствовал, что дождь прекратился. Я открыл глаза и увидел перед собой «Добрую надежду». Я улыбнулся и с облегчением выдохнул. Лодка находилась еще ближе, чем я ожидал, и мое настроение окончательно улучшилось. Но потом я услышал отдаленный лай, и мне стало плохо. Мысли в голове догнали восторг.
«Добрая надежда» медленно разворачивалась, и ее близость ко мне объяснялась тем, что она нашла на рифы. Зубастые скалы на мелководье – распространенное явление вокруг островов. Они прячутся прямо под водой, готовые пробить дно любой лодки, чей хозяин слишком слеп, чтобы увидеть их. Пока лодка разворачивалась, я увидел что-то белое в воде рядом с ней, там, где одна из опасных скал торчала прямо над поверхностью.
Страх охватил мои дрожавшие руки, но он и придал мне заряд энергии, о котором я даже не подозревал. Лай, все более визгливый и требовательный, тоже приободрил меня.
Всего в ста ярдах от цели, уже поверив, что все будет хорошо, я услышал громкий треск, и «Добрая надежда» неуклюже сменила направление. Течение подбросило ее на один риф и толкнуло на второй. Я представил, что произойдет, если в корпусе появится дыра. Треск означал, что теперь вода заливала каюту. Я начал кричать и свистеть, чтобы Джип знал, что помощь близко.
Брэнд торопился и потому лишь перерезал якоря, чтобы «Добрую надежду» унесло в море. Теперь тросы болтались на холодном ветру. Я поймал конец одного из них и притянул каяк к лодке. Когда Джип зашелся в радостном лае, я бросил весло в кокпит и неуклюже вскарабкался на борт. Чтобы не потерять равновесие, я раскинул руки в стороны и с трудом устоял на ногах.
«Все в порядке, Джип! – крикнул я. – Все в порядке».
Но это было не так. Перетягивая каяк через поручни, я чувствовал, как киль задевает камни под водой. Я не знал, стоит ли закрепить каяк веревками, как я делал всегда, или лучше оставить его для быстрого бегства, если в лодке появится дыра и она начнет тонуть. Привычки одержали верх, и я прикрепил каяк простым узлом, а потом распахнул люк в каюту. Джип вылетел на свободу, словно мохнатое пушечное ядро. Он прыгал, вилял хвостом, царапал меня когтями, радостно повизгивая и лая. Как и все терьеры, он не был сентиментальным псом, но его точно испугало заточение и отсутствие знакомого человека рядом, пока лодка уплывала в неизвестность сама по себе.
«Прости меня, малыш, – сказал я, – обнимая его».
Я зарылся лицом в его шерсть, пока Джип облизывал мою шею. Наверное, нам обоим не хватало физического контакта с кем-то, кто нас любит.
Неожиданно лодка накренилась. Я оттолкнул Джипа и бросился в каюту. Нужно было убедиться, льется ли вода. Быстрая проверка показала, что корпус остался цел. Пол до носового отсека был сухим. Это обрадовало меня. Но скрежет и треск под палубой усилился, и я почувствовал вибрацию в подошвах своих ботинок. Что-то угрожающе скрипело, словно сгибаясь под лодкой. Я решил, что киль «Доброй надежды» застрял в расщелине. Мне казалось, что камни могли легко пробить дно лодки. Джип стоял в трюме и смотрел на меня, шумно дыша.
