«Пур ле лу»
[27], – ответила она.
Я удивленно посмотрел на нее. Джон Дарк улыбнулась.
«Ле лу», – повторила она и сделала шутливо-устрашающее лицо.
«Ле лу, – сказала она, подняв брови. – Ле лу гару».
Так факелы стали для меня палками лу гару, странным бессмысленным ритуалом, который, как мне казалось, нравился Джон Дарк. Разумеется, однажды они пригодились.
Я понял кое-что важное, ожидая, пока женщина выздоровеет. Первое – Джип угодил в один из капканов для кроликов, которые она расставила вокруг своего лагеря. Я нашел их в одной из ее сумок. Джон Дарк показала на капканы, затем на лапу Джипа и пожала плечами в знак извинения. Второе – женщина увидела дом, который я поджег, и отправилась проверить, что там происходит. Точно так же меня привлекло пламя, которое я увидел с башни. Как и меня, Джон Дарк тянуло к возможным знакам присутствия других людей – но в отличие от меня она оказалась права. Она сказала, что надеялась увидеть Кель Кун Демаль на месте пожара.
Одним днем женщина показала на лошадей и жестом спросила, умею ли я ездить верхом. Мы не ездим на наших пони, а просто используем их для перевозки вещей. Но поскольку я катался на них в детстве, балансируя между сумками с торфом, я кивнул.
На следующий день мед закончился, и Джон Дарк решила, что рана затянулась достаточно, чтобы она попробовала ходить и взобраться на лошадь. Несмотря на седые волосы, женщина была сильной, и теперь, когда боль утихла, а возможная инфекция прошла, она снова стала энергичной.
С помощью жестов и словаря Джон Дарк пояснила, что хочет, чтобы я отправился с ней в город, где она видела большой улей. Она показала на мою пустую банку. Ей хотелось отблагодарить меня медом, который вылечил ее. Я испытывал странные чувства – мне хотелось отправиться в погоню за Брэндом, я был счастлив заново обрести Джипа, и мне не хотелось, чтобы наши пути с этой женщиной разошлись. Поскольку город находился в нужном для меня направлении, я кивнул. В тот день Джон Дарк собрала свои вещи, повесила часть из них на дерево за корпусами автомобилей, чтобы забрать позже, и заставила меня взобраться на свободную лошадь и немного покататься.
Увидев меня верхом, Джип залаял. Лошадь фыркнула – не то насмешливо, не то расстроенно, словно почувствовав мое неожиданное волнение. Но женщина что-то сказала, и слова как по волшебству успокоили животное. Еще было светло, но спустя несколько широких кругов, пока я привыкал к передвижению на таком высоком и шатком транспортном средстве, мы вернулись в лагерь и сытно поужинали кабанятиной и ягодами.
Джон Дарк не выглядела такой веселой на следующий день, когда мы отправились в путь. Ее лицо было напряженным и угрюмым, и когда лошадь покачнулась на жесткой земле, я снова увидел, что женщина стиснула зубы, сдерживая болезненный крик. Утро выдалось туманным, и Джон Дарк ехала с поднятым капюшоном. Джип обежал холм впереди нас, спугнув нескольких кроликов, но ему больше хотелось побегать, чем охотиться. Мы все плотно поели накануне вечером.
Когда мы спустились к старой дороге M, солнце разогнало туман. День прогревался – теплело и настроение женщины. Она ехала рядом, неодобрительно поглядывая на меня. Когда мы проделали пять кликов, она решила, что ее наставления жестами – сядь, сожми колени, расслабь руки, не тяни поводья и так далее – превратили меня в более достойного ездока.
«Браво, Гриз», – заявила Джон Дарк, довольно хмыкнув.
Я не знаю, что больше удивило и обрадовало меня: ее одобрение или тот факт, что она впервые обратилась ко мне по имени.
Джон Дарк выехала вперед, и моя лошадь радостно последовала за ней между деревьями, росшими на старой дороге M. Ехать верхом – странная штука. Я не задумывался об этом, когда катался на пони, зато остро чувствовал теперь. Меня поражало не само ощущение движения без особых действий с моей стороны – я привык, что ветер без моего участия движет лодку на воде. Меня восхищал тот факт, что я передвигался благодаря особым движениям другого живого существа. Движения были контролируемыми, но шаткими – по крайней мере мне так казалось. Казалось, лошадь вот-вот споткнется или собьется с ритма. В течение дня я перестал бороться с этим. Расслабившись, я наконец почувствовал себя частью этого движения. Наверное, это покажется бессмыслицей, если ты не ездил верхом на лошади и не испытывал те же чувства. Но скорее всего ты перемещался на автомобилях. Было ли это таким же головокружительным ощущением или ты всегда переживал, что мотор сломается, точно так же как я переживал из-за походки лошади?
Пока мы шли, впереди медленно, словно растущее на другой стороне существо, появлялся город. И снова меня поразил масштаб твоего поколения, то, как много вас было. Впереди шли ряды длинных низких зданий – скорее всего заводов – и лабиринты равномерной зелени, старых заросших улиц с одинаковыми прямоугольными домами. Вдалеке виднелась еще одна дорога, уходящая наверх через заросли деревьев и полуразрушенные здания на коротких бетонных ножках. Как звучали твои города, когда эти дороги были заполнены машинами? Был ли это визг или грохот? Или рев? По-разному ли звучали разные виды автомобилей и грузовиков? Мог ли ты угадать машину, не глядя? Как с таким количеством дорог вам удавалось не врезаться друг в друга, если вы передвигались на скоростях, о которых я читал?
Я отвлекся и не почувствовал опасность. В конце концов, мы просто ехали верхом на лошади. Если бы я не потерял бдительность, я бы избежал ловушки.
Но не всегда опасность внешне похожа на угрозу. Мы просто хотели добыть немного меда.
Не все сладкое полезно.
Глава 20
Кель Кун Демаль
День начался прекрасно. Солнце поднялось высоко, но было не слишком жарко. Громко щебетали птицы, и Джип радостно гонялся за кроликами, пока мы подбирались к центру города.
Пение птиц по-прежнему было чем-то новым для меня. На островах можно услышать редкое посвистывание, карканье и грустные крики птиц-одиночек, перелетающих через пустоши, но птичий мир слишком разрежен, чтобы получился постоянный шум, как на материке. Сначала мне показалось, что пение разных птиц напоминало путаницу из противоречивых звуков. Ни один из них не был громким по отдельности, но все птицы неумолимо пытались привлечь твое внимание со всех сторон – воркование здесь, щебетание там, трели тут. Поскольку все звуки были разными, я постоянно оглядывался по сторонам, пытаясь выследить, откуда они исходили, и увидеть, какая птица их издавала. Но шум не стихал, и со временем отдельные трели слились в общую волну звука, похожую на шум волн. Он стал фоном, и я перестал разделять его на отдельные части. Еще до встречи с Джон Дарк постоянный птичий гвалт стал для меня, как и море, приятным шумом. Я привык к тому, что на рассвете птицы пели по-другому, чем в конце дня. Хотя я так и не различал виды птиц, я узнал из маленькой книги, найденной в музейном магазине, какие птицы назывались голубями, а какие сороками.
