Эту историю Джон Дарк узнала от своих родителей. Они пришли во Францию, когда последние люди, работавшие над созданием больших машин под землей, постарели и нуждались в уходе. Эти старые люди были фрименами. Они работали до самой смерти, делая все возможное, чтобы круг под землей запомнил как можно больше человеческих знаний и сам стал человеком. Фримены пытались научить прабабушку и прадедушку Джон Дарк своим секретам, но было слишком поздно. Те уже стали фермерами на лошадях. Они не были учеными. Так сказала Джон Дарк, и то же самое родители говорили ей: теперь они были фермерами, а не учеными. Ее семья знала, что тот мозг под землей был не единственным в мире. В мире были и другие группы фрименов, пытавшиеся сделать то же самое.
Джон Дарк указала на несколько слов в словаре. Жизнь. Жизнь в машине. Тело умереть. Нет дети нести новая жизнь. Фримены пытаться зародить жизнь в машине.
А потом она нашла другое слово и ткнула в него ногтем.
Фримены безумцы.
Фримены говорить: жизнь в кремнии.
Я спросил у нее, что она имела в виду.
Джон Дарк пожала плечами и ответила, что слышала это от своих прабабушки и прадедушки. Они рассказывали, что фримены все время повторяли эти слова.
Фримены говорить жизнь больше людей. Никаких детей. Никаких новых тел. Значит, жизнь не в телах. В кремнии.
Но ведь кремний – это камень. Разве жизнь в камне возможна?
Тогда это казалось бессмыслицей. Теперь это кажется еще большей бессмыслицей, когда я знаю больше о фрименах и ученом, в честь которого они себя назвали. Но эту часть истории я узнал позже, на чистом английском, от своего главного врага. Хотя я немного разобрался, попытки осознать масштаб и амбиции их неудачной затеи вызывают у меня грусть и одиночество. И ощущение беспомощности.
У тебя был интернет. Ты жил в Сети, которая связывала тебя со всеми ответами в мире. Ты повсюду носил их с собой в маленьком прямоугольнике из стекла и металла, который помещался в карман и мог связываться со спутниками. Тебе не нужно было знать все.
Здесь, на другой стороне умирающего мира, мы пытаемся собрать историю из обрывков, которые проносятся мимо нас. Я никогда не узнаю, как на заправке оказался танк с головой куклы в оружейном стволе. И что это означало. Та история навсегда останется тайной.
Джон Дарк сказала, что были другие фримены. Хотя тоннель был закрыт, ее семья помнила, где находилась дверь, на случай если появится один из фрименов. Но никто из трех поколений не воспользовался этим знанием, а потом стало понятно, что фримены из поколения беби-бастеров давно умерли.
Но в один день с востока прибыл фримен. Он принес ключ, который совпадал с символом на двери в тоннеле. Ключ, который я считал подвеской. Этот человек убил семью Джон Дарк.
Он прибыл из-за гор и не был пожилым. Его семья училась у фрименов. Они не стали фермерами на лошадях. Эти люди научились тому, что знали их отцы и деды. Они стали электриками. На французском это слово писалось почти так же, как на английском.
«Понимать машины нет, – сказала Джон Дарк, показав на строки в словаре. – Только знать включать электричество».
Я думаю, что тот мужчина и его семья поддерживали работу еще одной мозговой машины других фрименов и передавали эти знания из поколения в поколение.
«Электричество дома не работать, – сказала Джон Дарк. – Плохое время. Электрик найти семья я».
Когда подземный компьютерный мозг, за которым долгие годы следила его семья, умер, этот человек отправился на поиски других. Но у него ничего не вышло.
«Мозг мертв, – сказала Джон Дарк. – Электричество мертв».
Она сидела возле меня на корточках у костра в темноте, пока рассказывала эту историю. Я помню, что ей приходилось сгибать страницы словаря, чтобы поймать отблески света.
«Ординатур фут»
[40], – громко сказала женщина, сплюнув в огонь.
А потом мужчина убил ее семью. Не специально. Но когда ты умираешь, причина смерти не играет для тебя такой большой роли в отличие от тех, кого ты оставил. Тот человек принес болезнь.
«Ла пест», – объяснила Джон Дарк.
Возможно, это вынудило мужчину отправиться на поиски другого поселения фрименов. Возможно, его семья умерла от ла пест. Но он принес болезнь с собой: Джон Дарк увидела язвы у него под мышками, когда тот мылся. Он вылечился, но ее семья нет.
«Же до ла шанс»
[41], – сказала она. Ее лицо скривилось, и она снова сплюнула в огонь.
Позже Джон Дарк показала мне в словаре, что слово «шанс» означает удачу. Горечь на ее лице говорила о том, что ей повезло меньше.
Фримен уехал, пока она заботилась о своих близких в их последние дни жизни. Похоронив их, Джон Дарк отправилась за ним, желая отправить в могилу и его.
Я все понимал, но перед сном она все равно показала мне это слово.
И на английском, и на французском слово «месть» пишется одинаково.
Глава 24
Зуд между лопатками
Джон Дарк показала мне свои подмышки. Рубцов не было. После рассказа о ла пест ей хотелось убедить меня, что она не заразилась и не подхватила инфекцию от того электрика. Она сделала это ради дружбы, словно показывая, что наши отношения наладились и теперь все будет хорошо. До этого момента я не задумывался о том, что раз тот человек заразил ее семью, она тоже могла быть больна. Теперь это немного испугало меня, потому что я не знал, как развиваются болезни и как микробы передаются от человека к человеку. Мне было даже не совсем понятно, что такое микробы и все ли они одинаковы.
Мы продолжили путь вместе, и теперь я немного переживал, не заражусь ли я ла пест, но не настолько, чтобы уйти. Я решил, что если микробы перепрыгивали с человека на человека, это уже произошло, пока я зашивал рану Джон Дарк, перепачкавшись в ее крови. Но она выглядела здоровой и сильной. Спустя несколько дней я забыл о своих тревогах. Мои мысли были заполнены другим.
Чем выше мы поднимались на восток, тем больше менялась растительность вокруг нас. Низкорослая вересковая пустошь, густая и необъятная, была ничем по сравнению с огромными полосами деревьев, в которых мы оказались. То, что раньше было глубинкой страны, теперь превратилось в огромный лиственный лес из дубов, буков и платанов. Судя по карте, когда-то эту землю заполняли города и деревни, связанные дорогами и железнодорожными ветками. На карте территория выглядела чистой, но теперь, глядя на нее, было сложно понять, как разнообразие участков леса совпадало с уверенными, но более чем вековыми отметками на бумаге. Дикие просторы деревьев напоминали облака, только зеленые.
