Поднимать взрослого человека очень тяжело, и я бы не сделал это в одиночку. Я снова опустил Джон Дарк вниз, вздрогнув, когда она упала на труп лошади. Отвязал веревку от борщевика и привязал к седлу своей лошади, а затем повел животное прочь.
Потребовалось немало усилий, и, к сожалению, Джон Дарк ударилась еще несколько раз, пока я пытался управлять лошадью и следить за тем, чтобы веревка оставалась туго натянутой. Я успел схватить ее до того, как лошадь дернулась и опустила ее обратно.
Я крепко ухватился за капюшон женщины и вытащил ее из ямы. Джон Дарк получила новые царапины и ушибы, но наконец оказалась на свежем воздухе. Она странно дышала, и ее глаза были закрыты, словно она никогда больше не собиралась просыпаться.
Я не знал, что делать с ее ногой. Не знал, что делать дальше. Но Джон Дарк была жива. Поскольку лучшее время для размышлений – это время действий, я снова спустился по веревке в цистерну и достал седловые сумки и ружье, а еще нож, который уронил в воду.
К тому времени лошадь перестала биться в конвульсиях. Я с сожалением похлопал ее по шее и поднялся наверх. Джон Дарк по-прежнему была без сознания.
То, что я собирался сделать дальше, было невозможно сделать аккуратно и легко. Надеясь, что Джон Дарк не придет в себя, я отправился в лес на краю поля и подобрал несколько прямых веток. Я измерил их и обрезал под длину ноги Джон Дарк. Я видел, что делали взрослые, когда один из Льюисменов упал с крыши дома на Норт-Уисте. Тогда я был ребенком, но действия показались мне простыми. Я снял с себя и с Джон Дарк ремни. Сделал несколько новых отверстий кончиком ножа.
А потом я причинил ей огромную боль. Джон Дарк заскулила и дернулась. В какой-то момент она открыла глаза, посмотрела на меня невидящим взглядом и застонала, как мужчина. Но так и не пришла в себя, когда я разрезал ее штанину, чтобы осмотреть травму. Затем я нашел место перелома и положил ее ногу на землю как можно ровнее. Неуверенный в правильности своих действий, я собрался с духом и надавил на ногу, пока осколки кости не выровнялись. Джон Дарк громко стонала. А потом я привязал ветки по обе стороны ноги, чтобы она оставалась прямой. Закрепив их с помощью ремней, я смог добавить другие ветки, чтобы создать безопасный кокон вокруг ноги.
Я посмотрел на лицо Джон Дарк, думая, стоит ли вправить ей нос, пока она не пришла в себя, но мне не хватило духу. Я вспотел от усилий и страха. Если и стоило приводить ее в сознание, то только полезными действиями, потому что у меня была всего одна попытка. Поэтому я подвел свободную лошадь и перевесил сумки так, чтобы они создавали плоскую площадку под прямым углом к спине лошади. Воспользовавшись остатками сил и удачи, я усадил Джон Дарк на лошадь и привязал ее, чтобы она не упала.
Мы развернулись и поехали через поле борщевика обратно в Домашний Приют.
Начался дождь. Либо у бога, в которого я не верил, было отличное чувство справедливости, и он таким образом уравновешивал удачный выстрел из ружья с первого раза, либо в нем присутствовали зловредные черты. А может, воображаемых богов было несколько, и кому-то из них хотелось, чтобы погода соответствовала моему настроению.
Дождь меня не беспокоил, потому что я промок в цистерне, но я накинул дождевик на Джон Дарк, чтобы капли дождя не затекали на ее лицо. В тот момент меня охватила ужасная мысль, что я оборачиваю ее в саван, словно труп. Я не знал, будет ли она дышать, когда я сниму его.
Мы ехали по своим же следам. Казалось, дорога обратно заняла в три раза больше времени. Джип больше не кружил вокруг нас. Он бежал рядом, изредка поглядывая на меня. Я сказал ему, что все в порядке, но мой голос прозвучал хрипло и неуверенно. Деревья немного закрывали нас от дождя, и теперь, когда мой слух восстановился после выстрела, я слышал лишь удары копыт о землю и шелест дождя. Мы поднялись на последний открытый холм, когда начался настоящий ливень, и хотя лошади не скользили по мокрой траве, они шли не так уверенно, как раньше.
Я споткнулся, спрыгнув с лошади перед дверью дома, который мы с грустью и надеждой покинули утром, и больно ударился коленом о землю. Тревожно залаяв, Джип подбежал ко мне и лизнул руку. Я решил проверить, жива ли Джон Дарк.
Я убрал дождевик и увидел ее широко распахнутые, неморгающие глаза. Мои ноги подкосились, но через секунду она моргнула.
«Хорошо, – пробормотал я. – Все будет хорошо».
Джон Дарк не смотрела на меня. Она закрыла глаза и отвернулась.
Наверное, она знала, что я снова собираюсь причинить ей боль. Спустить ее с лошади было ненамного проще, чем поднять. Я снял с петель дверь одного из полуразрушенных сараев в саду и прислонил ее под углом к столу, который вытащил из дома. Получилось что-то вроде трапа. Затем я отвязал Джон Дарк от лошади и попытался уложить ее на дверь, стараясь не касаться ноги.
Я действовал как можно аккуратнее, но все-таки я в одиночку держал в своих руках взрослого человека. Сначала Джон Дарк тихо стонала, а потом замолчала, наверное, снова потеряв сознание от боли. Или от удара головой.
Я спустил ее, а потом потащил дверь по земле на крыльцо. Содрав кожу с костяшек пальцев, я смог затащить ее в дверной проем. Мне удалось поднять дверь на большой пуф с мягкой обивкой, чтобы Джон Дарк находилась на уровне длинного дивана рядом с камином, а потом я сместил ее на подушки. Ее ресницы дрожали, пока я снимал с нее мокрую одежду. На ее теле были ужасные синяки. Наверное, Джон Дарк сломала ребра. Я посмотрел на ее свернутый нос. Несколько лет назад папа вправлял Бар нос, когда она поскользнулась на большом камне и сломала его о бортовой брус «Доброй надежды». Я знал, что вправлять кость нужно как можно быстрее после перелома. Уже прошла половина дня, поэтому я должен был сделать это сейчас или никогда. Если бы Джон Дарк не дышала так странно, я бы оставил все как есть, но я решил, что смогу остановить тяжелое сопение. Я обхватил руками ее лицо, сжал нос большими пальцами и сказал себе, что это мелочь по сравнению со сломанной ногой и что я должен сделать это одним движением, быстрым, резким и решительным. А потом я стиснул зубы и сместил нос в центр лица. Джон Дарк закричала от боли и на мгновенье распахнула глаза, но потом снова закрыла. От скрежета костей меня затошнило, но, убрав руки, я радостно отметил, что теперь нос находился на нужном месте, а не в области щеки. Когда я накрыл Джон Дарк одеялами, она выглядела спящей, хотя я не знал, чем сон отличается от комы.
Мне хотелось лечь на другой диван и поспать, но сначала я должен был разжечь камин. Я снял седла и сумки с лошадей и отвел их к деревьям. Немного поел, чтобы восстановить силы. Но еда не принесла мне удовольствия. Пеш был кислым, а копченый кролик таким жестким, что у меня заболели зубы, пока я пытался прожевать его и почувствовать хоть какой-то вкус. Затем я поставил вариться мясо кабана на огонь и снял с себя грязную мокрую одежду.
Я давно не раздевался – с купания в пруду у дома, который я сжег. И я никогда не раздевался перед кем-то, кто не был членом моей семьи. Но в тот день я устал, промок и замерз. В глубине души я был уверен, что Джон Дарк впала в кому и вряд ли выйдет из нее в ближайшее время, если это вообще произойдет. По правде говоря, после всех увиденных синяков на ее сломанных ребрах мне казалось, что она умирала. Я не представлял, какую внутреннюю боль она испытывала, и не надеялся, что она излечится. Изможденный, промокший, замерзший и потрясенный последними событиями, я разделся, обхватил руками верхнюю часть камина и подставил тело огню.
