Они не знают, что я делаю по ночам.
Иногда консерваторы приходят и садятся на старый стул за дверью и задают мне разные вопросы. О моей семье, о том, как я добралась сюда невредимой и не съеденной волками, хочу ли я узнать об их боге, потому что он поможет понять, почему в мире есть трудности и испытания, и что с их помощью он показывает свою любовь. Они не снимают свои маски, потому что, помимо бога, они верят в микробов.
Я говорю им, что моя семья мертва, потому что не хочу, чтобы они знали о нашем доме. Что мне удалось пройти по суше, потому что Джип отлично прогоняет волков. Я хочу, чтобы они кормили его и Джесс и считали их ценными собаками. Еще я говорю, что хочу узнать, почему – раз они считают размножение такой важной вещью – их бог отец, а не мать. Я сказала, что мне понравился звон колоколов их церкви.
И это правда. Мне нравится слушать этот звук в конце каждого дня, когда консерваторы собираются на большую молитву. Это означает, что прошел еще один день, и скоро меня освободят. Мне остается лишь стиснуть зубы и верить, что Брэнд сдержит свое обещание и поможет мне сбежать, пока ситуация не ухудшится. Хотя мы с Брэндом не говорим, пока я пишу это, возможно, я ненавижу колокольный звон, потому что он отсчитывает время до того момента, как он снова предаст меня.
Эллис сказал, что моя любовь к колоколам – хорошее начало, и что однажды я обязательно полюблю его бога, потому что его бог любил всех. Я не стала возражать. В моей семье все любят лобстеров, живущих в глубокой чистой воде. Вряд ли лобстеры любят нас. Они не обязаны делать это.
Эллис спросил, была ли я когда-то с мужчиной. Он сказал это самодовольно и хитро одновременно.
Я не ответила.
Он осмелился подойти ближе, словно опасаясь, что его услышат.
Он сказал, что мне понравится. Его голос был таким мягким, что от ужаса у меня побежали мурашки. Он сказал, что сделает меня очень счастливой.
Что он познакомит меня с чудесным миром ощущений. Он сказал, чтобы я не боялась разочаровать его. Он научит меня дарить ему удовольствие.
Уходя, Эллис споткнулся. Я думаю, стекло на его противогазе немного запотело. Я видела, как он вытер его.
Позже я спросила у Брэнда, что произошло с рукой Джой. Почему она была искривлена. Почему Джой носила перчатку. Его ответ ошеломил меня так же, как жесткий кулак, прошедший сквозь прутья решетки.
«Я знаю лишь то, что они сказали мне, – ответил Брэнд. – Я не знаю, что из этого правда».
«Просто расскажи», – сказала я.
Он посмотрел на меня сквозь щель в двери.
«Эллис подарил ей ребенка», – сказал Брэнд.
«Ты имеешь в виду, что он отдал ей чужого ребенка или что она родила ребенка от него?» – спросила я.
«Она родила ребенка от него», – ответил Брэнд.
«Это называется по-другому», – сказала я.
«Я знаю», – сказал он.
У меня не было слов. Лишь печаль. И внезапное желание найти Джой, обнять ее и сказать, что я поняла, почему она так разозлилась. Я была глупой. Слабой. Я ничего не знала.
«Она выносила ребенка, но он родился мертвым, – продолжил Брэнд. – Возможно, в прошлом врачи спасли бы его».
Джой. Мое сердце вновь и вновь разбивалось на осколки. Я рухнула на койку и уставилась в пол.
«Она была слишком юной, – добавил Брэнд. – Так сказала женщина».
«Какая женщина?» – спросила я.
«Высокая, которая стояла рядом с Эллисом, – ответил Брэнд. – Мария. Ее зовут Марией, как мать их бога. Она сказала, что Терция была слишком юной, поэтому ребенок погиб. После этого Джой стала бесполезной, так как жизнь больше не могла зародиться в ее утробе».
«А ее рука?» – спросила я.
«Джой рассказала мне, что Эллис снова попытался зачать с ней ребенка, – сказал Брэнд. – Через несколько лет. Вероятно, он сказал, что это важно для миссии, но я думаю, что он сделал это из принципа. Эллис жадный. Он попытался заставить ее и пригрозил кочергой, нагретой на огне. Так ее рука стала похожей на клешню».
«Он сжег ей руку», – выдавила я.
«Нет, – ответил Брэнд. – Она отказала ему. И заявила, что не боится. Эллис сказал, что проверит это. Он поднес раскаленную кочергу к ее лицу и спросил, по-прежнему ли она так храбра и…»
Его голос стих.
«И? – спросила я. – И что?»
«Джой не испугалась, – ответил Брэнд. – Она схватила кочергу и ударила его по лицу. Из-за ожога ее рука сморщилась и потеряла форму. Эллис едва не лишился глаза. За маской он скрывает шрам, оставленный Джой».
«Она молодец», – сказала я.
«Да, – согласился Брэнд. – Молодец. Сильная кроха. Неудивительно, что вы сестры. Вы даже внешне похожи».
Вот почему я остригла волосы. Чтобы стать похожей на мальчика. Потому что даже после трагедии мама видела меня и расстраивалась, думая, что Джой осталась жива. Я думала, папа разозлится на меня за то, что я остригла косы, но ему понравилась моя новая стрижка, и он даже подровнял ее в некоторых местах. Наверное, он тоже хотел, чтобы я выглядела как мальчик, на случай если консерваторы вернутся в поисках новых жертв. Я не знаю. Мне нравятся мои короткие волосы. С ними удобно работать на ветру.
Теперь я знаю, почему папа назвал меня сыном перед Брэндом. Ради моей безопасности. Даже тогда это было предупреждением. Не доверяй этому незнакомцу. Любым незнакомцам. Вот почему я не стала говорить правду Джон Дарк. Папа всегда излишне опекал меня, но при этом почему-то считал Бар взрослой и способной позаботиться о себе. Он не понимал, что я выросла и стала такой же сильной, как моя старшая сестра.
Было ли так всегда? Было ли безопаснее родиться мальчиком, чем девочкой в твое время?
Я вспомнила слова Джой.
«Ты веришь, что ее продали? – спросила я. – Мои родители».
Брэнд отвел глаза от замочной скважины. Я услышала, как он сел, прислонившись спиной к металлу.
«А ты?» – переспросил он.
«Ни на минуту, – заявила я. – Ни на минуту».
«Десятина, – сказал Брэнд. – Могли ли они отдать ее в качестве десятины?»
«Ты говоришь так из-за ее слов? – спросила я. – Чтобы мы жили спокойно?»
«Да, – ответил Брэнд. – Сделал бы это твой отец?»
Мне не пришлось думать.
«Нет», – ответила я.
«Потому что ты считаешь его хорошим человеком?» – спросил Брэнд.
«Нет, – возразила я. – Потому что не считаю его мягким».
«Да, – ответил Брэнд. – Он не показался мне мягким».
«Он сильный, – сказала я. – Как и я».
«Или я», – ответил Брэнд.
«Мы разные, – возразила я. – Ты не похож на нас».
«Возможно, – сказал Брэнд. – Но мы люди севера. Жизнь там тяжелее. Мягкостью ничего не добиться».
