Культура стыда не совсем исчезла в западных обществах. Но там чувство чести является либо не очень распространённой личной ценностью, либо ценностью внутри того, что Брейтуэйт называет криминальными субкультурами (которые он не одобряет).
435 Это не ценность для профессоров колледжей. Это не ценность для леваков. Это не ценность для феминисток. Это не ценность для большинства радикалов. Это не ценность даже для анархистов, которые считают себя авангардом. На самом деле, среди анархистов я обнаружил меньше чувства чести и меньше солидарности, чем среди любых людей, с которыми я когда-либо общался. На игровых площадках начальной школы больше чести. И на улицах гетто. Представление о том, что ущерб (рана) одного – это ущерб (рана) для всех, вызывает только смех среди анархистской публики в районе Залива. Это то, что нужно поместить в шапке газеты Индустриальных рабочих мира, а не применять на практике.
Главная проблема реинтегрирующего пристыжения заключается в том, что – с точки зрения социальной психологии – это совершенно неверно в качестве теории политики борьбы с преступностью. Пристыжение не является основным решением проблемы насильственной уличной преступности. Пристыжение – главная причина насильственной уличной преступности.
По крайней мере, это главная причина насильственных преступлений, которые внушают столько страха. Джеймс Гиллиган, психиатр, много лет проработавший с самыми жестокими преступниками в тюрьмах Массачусетса, написал об этом. Насильники – это люди (в основном мужчины), которые были пристыжены: «основной психологический мотив или причина насильственного поведения состоит в том, чтобы отогнать или устранить чувство стыда или унижения – чувство болезненное, которое может быть невыносимым и подавляющим – и заменить его своей противоположностью, чувством гордости».
436 Один вывод, который согласуется с анархистской криминологией, состоит в том, что «наказание является самым сильным стимулом к насильственному поведению, которое мы обнаружили… Наказание не предотвращает преступление, оно его вызывает».
437 Кропоткин и Беркман согласились бы. Там, где уважение не возникает спонтанно, прямой и верный способ завоевать уважение – это внушить страх.
438 Именно так полиция, которую все презирают, принуждает к уважению.
Кто прав, Брейтуэйт или Гиллиган? Конечно, гораздо больше Гиллиган, чем Брейтуэйт. Что ещё важнее, почему государство должно институционализировать то или иное мнение? Эти попытки основывать политику на политической науке, как в случае с РСЦ, обычно терпят фиаско. Потому что эти теории не имеют отношения к делу, если только они не являются – а они обе, очевидно, являются – политическими предписаниями. Брейтуэйт и компания написали книги советов для правителей, такие как книги Средневековья и эпохи Возрождения, которые часто назывались «Зеркало для государей». Эразм написал одну такую, под другим названием. «Государь» Макиавелли – ещё один пример, также под другим названием, хотя и не типичный пример. Государство обычно игнорирует советы криминологов, даже в тех редких случаях, когда это хорошие советы. Пусть так будет и дальше.
X. УЧЁНЫЕ-АНАРХИСТЫ: ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
В академических кругах учёных-анархистов в настоящее время привечают почти так же как и учёных-марксистов,
439 и по той же причине. Они безвредны, но придают живописности. Их включение тем легче, что они почти неотличимы от марксистов, которые к настоящему времени уже имеют стаж. А что Маркс думал о криминологах?
Философ производит идеи, поэт – стихи, пастор – проповеди, профессор – руководства, и т. д. Преступник производит преступления. Если мы ближе присмотримся к той связи, которая существует между этой последней отраслью производства и обществом в целом, то освободимся от многих предрассудков. Преступник производит не только преступления, но и уголовное право, а потому и профессора, читающего курс уголовного права, и, вместе с этим, также и то неизбежное руководство, в форме которого этот самый профессор выбрасывает свои лекции, в качестве «товара», на всеобщий рынок товаров.
440
Что же тогда отстаивает анархистский криминолог? Только не анархию! Он отстаивает «восстановительное правосудие».
Я уже поглумился над Ларри Тиффтом и Деннисом Салливаном, которые, по всей видимости, являются первыми признанными криминологами-анархистами. Они радикалы с горячим сердцем и традиционной левой критикой закона и государства как инструментов власти – только их версия более чем обычно сентиментальна и мистична. Несмотря на возможность быть более современными и более информированными, чем классические анархисты, эти двое в своей книге 1980 г. ничего не добавили к устаревшей левацкой критике, кроме нескольких хиппанских мелизмов. Я думал, что им придётся уйти из университета. Учитывая их идеологию, они могли вносить исследовательский вклад в криминологию (необходимый для их пребывания в должности) не больше, чем учёный-креационист может вносить исследовательский вклад в биологию (необходимый для его пребывания в должности).
Но они нашли способ и рыбку съесть, и в пруд не лезть: восстановительное правосудие. В обзоре, сравнивающем их книги 1980 и 2001 гг., признаётся, что вторая книга в какой-то степени является попыткой исправить недостатки первой, но «всё же здесь остро не хватает конкретных данных о том, как альтернативные системы могли бы справиться с такими действиями, как кража, нападение, изнасилование или убийство».
441
