Норбридж вздохнул.
– Во многом я уехал для того, чтобы найти Грацеллу и убедить её свернуть с тёмной дороги. Но я не смог её найти. Я путешествовал, работал на фермах, пересёк на поезде всю страну. Наверное, стал похож на бродягу. И затем я вернулся в «Зимний дом».
– Похоже на приключение.
– Очень похоже. Но помнишь ли ты, что я говорил тебе про Уинни – через какие испытания и искушения ей пришлось пройти? И когда я уезжал, передо мной стояли те же самые вопросы. Тёмные материи, которыми интересовалась Грацелла, когда-то и мне казались интригующими.
Он помолчал. Затем вздохнул и произнёс очень тихо:
– Насколько тебе удалось это развить в себе?
Элизабет с недоумением посмотрела на деда. Он уточнил:
– Твои силы, – пояснил он.
В комнате воцарилась тишина.
– Ты уже научилась вызывать это состояние по своей воле?
Впервые он говорил с ней об этом настолько прямо – и девочка была этому очень рада.
– Да, могу. Почти всегда. Не всякий раз до конца успешно, но, как правило, всё получается.
Норбридж протянул руку и достал книгу с маленькой полочки под кофейным столиком.
Он положил книгу на стол.
– Попробуй.
Элизабет посмотрела на обложку: «Тьма После Полуночи» Дэмиена Кроули.
– А, тот же самый писатель, что написал книгу, которую ты мне подарил в прошлом году.
– Один из моих любимых. Он умер несколько лет назад, но боже мой, как он писал! Несколько раз он приезжал в наш отель.
Норбридж указал глазами на книгу.
Элизабет постаралась остановить все мысли и полностью успокоиться. Она сосредоточилась, перед её глазами всё помутнело. Глубоко внутри возник трепет. Девочка продолжала смотреть на книгу, она видела только её, другие предметы в комнате словно отступили и растворились в воздухе. Книга завибрировала на столе, словно что-то внутри неё хотело вырваться к жизни. В ушах нарастало жужжание. Вибрация шла по всему телу. Вдруг книга скакнула со стола прямо в руки Элизабет.
– Отлично! – воскликнул Норбридж. – Впечатляюще!
С минуту девочка рассматривала книгу, и затем подняла глаза на Норбриджа.
– Можно взять почитать? – спросила она, а он со смешком одним движением подбородка ответил: «Бери».
– Это проявляется как-то ещё? – снова став серьёзным, спросил Норбридж.
– Иногда я знаю, что прямо сейчас что-то произойдёт, до того, как это происходит. Или знаю, что кто-то прямо сейчас подойдёт ко мне или вот-вот позовёт. Это не всегда ясно, но случается довольно часто.
Он кивнул, предлагая ей продолжить.
– Я здесь всего пять дней, но, как мне кажется, сила моя возросла.
Она снова показала книгу.
– Там, в Дрире, всё, на что я была способна, – это заставить книгу на полу просто дрожать.
Норбридж решительно поднялся.
– Повторюсь, я впечатлён. Только обязательно используй это для хороших целей!
Девочке показалось, что Норбридж в ней сомневается: зачем он несколько раз повторяет одно и то же?!
– Ты уже много раз это говорил. Тебя что-то беспокоит?
– Скажу честно, меня беспокоят многие вещи, – он произносил слова очень медленно. – Ты моя внучка, поэтому я всегда буду беспокоиться о тебе.
Элизабет огляделась. Она знала, что Норбриджа ждёт работа, но воспользовалась случаем и задала ещё один вопрос:
– Эта комната является только обсерваторией?
Норбридж погладил бороду, но не сказал ни слова. Кивком головы он пригласил девочку следовать за ним. В конце короткого коридора рядом с гостиной оказалась одна-единственная дверь, которую он отпер серебряным ключом. Искоса взглянув на Элизабет, словно предвкушая её возможную реакцию, он резким толчком распахнул дверь.
Два массивных торшера тускло освещали устланную коврами комнату, в которой доминировало огромное окно от пола до потолка, расположенное прямо напротив двери. Уже стемнело, поэтому в нём виднелось лишь чёрное небо, что выглядело довольно драматично. Девочка увидела письменный стол, заваленный бумагами, книжные шкафы, полки и два кресла – они словно приглашали присесть. Однако её внимание больше привлекли стены комнаты, слева и справа. Они были выложены сине-белой плиткой, расписанной динамичными сюжетами. Девочка насчитала две дюжины картин: альпинисты на скалах, лыжники на склонах, люди в снегоступах на вершинах холмов, отель «Зимний дом» при полной луне и многое другое. От такой красоты Элизабет молча раскрыла рот.
– Это азулежу
[13], – пояснил Норбридж. – Так украшали стены в Испании и Португалии в XVXVII веках. Нестор увидел азулежу, влюбился в этот стиль и распорядился отделать комнату в таком стиле.
Норбридж одобрительно смотрел то направо, то налево.
– Хорошее решение, мне очень нравится.
– Потрясающе! – воскликнула Элизабет и подошла к картинке справа. Под ней была надпись:
ТРАГИЧЕСКАЯ И ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ
СМЕРТЬ ДОМИНИКА ФОЛЛСА,
УБИТОГО СОСУЛЬКОЙ В РАННЕМ ДЕТСТВЕ
Картина, выполненная синей краской по сливочно-белому фону, как и другие азулежу, представляла маленького мальчика, который глядит вверх, на свисающие с утёса громадные сосульки.
– Сын моего двоюродного деда, – вздохнул Норбридж. – Бедному ребёнку было всего пять лет. Он ничего не успел!
Дед немного постоял, горестно покачивая головой, а потом пригласил Элизабет посмотреть другую картину, рядом с этой. Элизабет пригляделась: двое мужчин, в одном из которых она узнала великого учёного Альберта Эйнштейна, стояли возле чёрной доски, исписанной уравнениями. Подпись гласила:
МИЛТОН ФОЛЛС
И АЛЬБЕРТ ЭЙНШТЕЙН – ДВА ГЕНИЯ
В ОТНОСИТЕЛЬНОЙ БЛИЗОСТИ ДРУГ
К ДРУГУ ОБСУЖДАЮТ ИЗВЕСТНУЮ
ТЕОРИЮ В «ЗИМНЕМ ДОМЕ»
Элизабет с изумлением посмотрела на Норбриджа:
– Альберт Эйнштейн приезжал в «Зимний дом»?
– Приезжал. Как видишь, здесь игра слов, которой я обязан отцу. Я пытался уговорить его не писать это.
Затем Норбридж повернулся к противоположной стене.
– Вот эта тебе понравится.
Элизабет начала разглядывать картину, на которой была изображена девочка в тёплой парке, стоящая на вершине горы. Надпись гласила:
