– Ты просто буллер
[20], – продолжила Элизабет. – Твои родители плохо с тобой обращаются, поэтому ты мстишь всем остальным. Но меня ты не запугаешь. Ты даже представить не можешь, сколько я знаю о том, что ты так долго и безуспешно разыскиваешь. Я знаю, почему ты здесь и кому принадлежит эта хижина.
Родни скрестил руки на груди и вызывающе поднял подбородок.
– У тебя десять секунд на то, чтобы убраться отсюда.
– А что, ребятки, разве вы ещё не всё сделали для явления Грацеллы? – громко воскликнула Элизабет. – Думаете, она поможет вам найти то, что спрятано в секретных туннелях? То, что вы ищете? Я же всё про вас знаю!
Лана широко распахнула глаза. Она жалобно закричала:
– Уходи! Уходи скорее! Ты понятия не имеешь, что здесь происходит.
– Да прекрати ты! – зарычал Родни на сестру. – Не говори ей ничего!
– Ничего мне не говорить о чём? – тотчас парировала Элизабет, но Родни уже подскочил к ней и, в ярости схватив её за плечо, заорал прямо в лицо:
– Убирайся! Во-о-он! Пошла-а!
– Эй! – девочка вскрикнула от боли, которая разлилась от плеча в том самом месте, где пальцы Родни сжимали его. – А ну-ка не трогай меня!
– Что здесь происходит! – закричал кто-то, и все трое сразу замерли.
От моста к ним шагали Джексон и Сэмпсон.
– Что вы здесь делаете, ребята? – строго спросил Сэмпсон.
Родни выпустил Элизабет.
– Ты сделал ей больно? – надвигался на него Джексон.
– Да, да! Сделал! – крикнула Элизабет.
– Она меня первая толкнула! – крикнул Родни.
– Он врёт! – ответила девочка.
Двое рослых мужчин, как два рыцаря во всём красном, встали перед ними. Элизабет была так рада их видеть, что чуть не задохнулась.
– Он схватил меня, потому что я увидела, как они пытаются помочь Грацелле вернуться!
– Она спятила! – закричал Родни.
Джексон сердито сверкнул глазами на детей.
– Расскажите мне, что здесь происходит, – сказал он. – Немедленно.
– Мы собирались уходить, – заговорила Лана, испуганно глядя на Элизабет. – Мы просто немного покатались.
Она перевела взгляд на Родни:
– Пошли.
Они сошли с крыльца и пошли пристёгивать лыжи. Элизабет, Джексон и Сэмпсон молча смотрели, как Лана и Родни катятся с холма, потом встают на лыжню и пропадают в лесу.
Джексон не произнёс ни слова, пока не убедился, что они скрылись.
Сэмпсон подошёл к нему поближе.
– Могу я чем-то… – начал Сэмпсон, но Джексон жестом велел ему молчать.
– Нет смысла тратить слова на этих двоих, – сказал он и повернулся к Элизабет. – С вами всё в порядке, мисс Летин?
Она потирала плечо и пыталась осмыслить, что произошло.
– Да, всё хорошо, – наконец со вздохом проговорила она. – Я так рада, что вы подошли!
– Что он там делал? – спросил Сэмпсон.
– Я должна рассказать вам всё, – девочка больше взмахивала руками, чем говорила. – Вы мне не поверите!
Она замолчала, затем оглянулась и посмотрела внутрь хижины.
– Вы уверены, что всё в порядке, мисс Летин? – ещё раз спросил Джексон.
Элизабет слышала его слова, но ей казалось, что она слышит что-то ещё у себя за спиной. Она сделала два шага внутрь хижины и прислушалась.
– Мисс Летин? – переспросил Джексон. – Куда вы?
– Ты как, Элизабет? – в свою очередь заговорил Сэмпсон. – Мы можем ехать в «Зимний дом»?
– Я думаю, может быть… – начала Элизабет, путаясь в словах – говорить связно ей мешало нарастающее ощущение ужаса.
Она огляделась, обращая внимание на углы хижины. Там ничего не было – ни мебели, ни штор, с потолка тоже ничего не свисало, был только этот странный рисунок на полу. Если не считать его, хижина представляла собой пустое безмолвное пространство, в котором никто не живёт и ничего не происходит.
– Они нарисовали тут на полу вот это, – сказала она наконец очень тихо, указывая на скарабея. – Уверена, что они хотят как-то помочь Грацелле.
Девочка наклонила голову и прислушалась. Утро было тихим и безветренным, но ей казалось, что она слышит едва различимый звук – он шёл издалека, такой далёкий гул или рокот. Тот же самый звук слышала она возле всех трёх дверей с табличками, которые вели в потайные туннели. Это сходство поразило её.
– Элизабет? – снова произнёс Сэмпсон. – Да что с тобой?
Она стояла, прислушиваясь. Звук усиливался – что-то неумолимо приближалось. В хижине стало темнее – так темнеет небо в надвигающихся сумерках. По краям видимого глазом поля зрения всё начало приобретать лёгкий багровый оттенок – девочка видела это отчётливо. Вскоре красное свечение уже пульсировало со всех сторон, независимо от того, куда она смотрела. Элизабет задрожала, больше от страха, чем от холода. Каким-то образом она продолжала слышать, как Джексон и Сэмпсон зовут её по имени, спрашивают что-то или что-то объясняют, но она была так поглощена этим звуком и этим свечением, а также тревожными мыслями и неожиданной тяжестью во всём теле, что не очень понимала, что происходит за пределами хижины, где Сэмпсон и Джексон продолжают звать её.
Вдруг откуда-то изнутри этого рокочущего гула, как из опускающегося потолка, который словно нёсся прямо на неё, девочка услышала слова: «Это твоё!». Элизабет наклонилась вперёд, чтобы убедиться, что всё расслышала правильно. Кроме того, в этих словах было что-то неимоверно привлекательное, непобедимо соблазнительное.
«Это твоё!» – снова проговорил голос.
Она наклонилась так сильно, что пол неожиданно шарахнулся ей навстречу. Вдруг Элизабет поняла, что узнаёт этот голос. В глазах почернело. Джексон и Сэмпсон уже вошли, они были совсем рядом и выкрикивали её имя. Девочка осознала, что голос, прошептавший ей: «Это твоё!», был тем же самым, который она слышала год назад в библиотеке, когда «Зимний дом» едва не был уничтожен. Этот голос принадлежал Грацелле Зимость.
Пол хижины изо всех сил ударил её прямо в лицо.
Часть четвёртая
Конец года – далёкая комната зовёт
Накатом
Глава двадцать девятая
Последняя дверь
Вред
