Сиф напрягся.
– Меня посадили в клетку, Элли, – сказал он. – Меня пытались сжечь заживо. Я знаю, что это означает.
– Тогда почему ты не боишься меня?! – вскричала Элли, запуская пальцы себе в волосы. – А тебе следует бояться. Я опасна, Сиф. Я чудовище.
Сиф прислонился к стене. Его спокойствие доводило Элли до белого каления.
– Ты единственный человек в Городе, который не пытается меня убить, – мягко проговорил он.
– А как же Анна?
– О, Анна определённо собирается меня убить, – отозвался Сиф. – Всю дорогу от собора она нашёптывала мне про свою коллекцию ядовитых растений и как она надеется, что ни одно из них не окажется в моём завтраке.
Элли засмеялась, и это было, как если бы на песке неожиданно распустился ярко-синий цветок. Она была совершенно без сил, но всё же её тело исполнилось невероятного облегчения. Сиф и правда понимал. Он понимал, и он остался рядом с ней.
– Ты поэтому меня спасла? – поинтересовался Сиф. – Потому что ты знала, что я невиновен?
– Отчасти, – сказала Элли. – Ты прости, мне нужно было лучше постараться и разгадать, кто ты. Я просто ужасно тревожилась о том, что Финн сделает с тобой.
Сиф подошёл по-кошачьи плавно и, сдвинув в сторону гаечный ключ, сел на кровать рядом с ней.
– Должно же быть что-то, что мы можем сделать, – сказал он.
– Конечно. Я могу сдаться прежде, чем Враг будет готов воплотиться в материальную форму.
– Но если ты умрёшь, Враг просто захватит новый Сосуд, так?
– Рано или поздно да, но что ещё я могу сделать? Пока Инквизиция не знает, что я Сосуд, они продолжат охотиться за тобой.
– Ты умница, Элли, – сказал Сиф. – Ты сумеешь придумать способ одолеть Врага.
Элли презрительно фыркнула.
– Хестермейер не смог остановить Врага, как не смог и никто до него. И большинство из них были взрослые. Все до единого Сосуды умерли ужасной смертью, будь то из-за Врага или из-за Инквизиции.
– Но у тебя есть дневник Хестермейера, он поможет тебе не совершить тех ошибок, которые совершил он. И я помогу тебе. И Анна.
Элли отчаянно затрясла головой.
– Нет, не Анна. Я не хочу, чтобы она пострадала.
– Враг сегодня пытался убить её, – заметил Сиф, вставая с кровати и присев на корточки перед Элли. – Она заслуживает того, чтобы знать правду.
– Почему?
– Потому что она любит тебя.
Элли повернула голову набок. Она открыла рот, чтобы запротестовать, но вместо этого она поймала себя на том, что вспоминает, как Анна ухаживала за ней в приюте, когда у неё был жар. Ей вспомнилось, как Анна шугала ребят из спальни, чтобы она могла полежать в тишине и покое, и как вымывала рвоту у неё из волос.
– Я поговорю с ней, – пообещала она. – Чтобы помириться. Но я ничего ей не скажу. Я хочу, чтобы она была в безопасности.
– Она хочет помочь тебе, Элли.
Элли сжала руки в кулаки.
– Но ты же видел, какая она была, когда думала, что ты Сосуд. Что, если… что, если она не захочет и смотреть на меня?
Она согнула ноги и крепко обняла колени. Крохотные капельки голубой краски испещряли её голые руки – это они с Сифом опрокинули банку с краской, когда дурачились с сетевой пушкой. В голову ей пришла ужасная мысль.
– Ты же не уйдёшь, правда? – спросила она.
– Нет, – ответил Сиф.
– Но ты можешь уйти, правда, ты ведь это знаешь? Я пойму.
– Я никуда не уйду, – твёрдо сказал Сиф.
Элли вымучила слабую благодарную улыбку.
– Так что нам теперь делать? – спросил Сиф.
Элли немного подумала, а затем пожала плечами.
– Как ты и сказал. Мы придумаем способ остановить Врага. Прежде… – Элли глубоко вздохнула. – Прежде чем он убьёт меня.
Из дневника Клода Хестермейера
Я не стал ждать, что скажет Томас. Я покинул зал и университет. Я оставил навсегда своих коллег, свой кабинет и свою жизнь.
Я шёл по Городу, любимому мною, со всем мыслимым спокойствием, напитываясь красотой царственных серых зданий и величественных статуй, упиваясь запахом моря. На Рынках неизвестного святого мне встретился этот обаятельный юноша, Киллиан Харграт, который вырос на той же улице, что и я, и недавно вступил в Инквизицию. Он поклонился и пожелал мне доброго вечера, и я ответил тем же, думая про себя, что, знай он правду, арестовал бы меня, не колеблясь.
То же верно и в отношении моей семьи. Мы никогда не были очень близки, и я был уверен, что они сдадут меня, если у них будет хоть малейшая надежда подзаработать на этом. Я теперь – разыскиваемый преступник.
– По крайней мере, они не знают, что я Сосуд, – сказал я, задубев в холодном проулке возле Устричного готовища.
– Да, – подтвердил Враг. – Но только до тех пор, пока они не найдут твой дневник.
Мороз пробрал моё сердце.
– Нет! – И как я упустил это из виду?! – Он остался в моём кабинете! – вскричал я.
– Ай-ай-ай, – сказал Враг, скорбно покачав головой. – Что же, теперь тебе его уже не забрать.
Я шагал взад и вперёд по переулку. Если я ничего не предприниму, мой секрет откроется всему Городу. Мне необходимо было выиграть немного времени.
– Я и не стану его забирать, – сказал я. – Ты сделаешь это.
Враг улыбнулся.
– Ты уверен, что хочешь, чтобы я это сделал?
– Да! Принеси его! Немедленно!
– Хорошо, – сказал он. И, даже не моргнув глазом, он достал мой дневник из-за спины. – Прошу.
Я схватил дневник обеими руками и прижал к сердцу.
– Впрочем, я бы посоветовал тебе умерить своё облегчение, – сказал Враг. – Они уже прочли его.
Душа моя ушла в пятки, если вовсе не исчезла под камнями мостовой.
– Нет… не может быть.
– Они обыскали твой кабинет, ища деньги, и нашли дневник на твоём столе. Глупость несусветная, что ты оставил его так просто лежать, если хочешь знать моё мнение.
– Нет, не может быть! Они не могут знать, что я Сосуд!
Но едва я произнёс эти слова, где-то забил колокольный набат, где-то высоко-высоко на самой вершине Города.
Набат Инквизиции.
17
Его имя
Элли тащилась по коридору приюта. Её бушлат повис на ней, как свинцовый занавес, но её не оставляло чувство, что, сними она его, всё тело распадётся на части. Ноги едва держали её, но она продолжала переставлять их. Она просто не могла оставить всё как есть между собой и Анной.
