– А вот и она! – сказал Лоуэлл. – Эй, сморчок, давай к нам!
Встал и коротко обнял меня, сбросил рюкзак с пальто со свободного стула на пол. Все очень буднично, будто наши встречи – обычное дело. Намек понят.
Я пыталась отделаться от ощущения, что помешала чему-то, что я была непрошеным гостем.
– Кухня уже закрывалась, – сообщила Харлоу, – поэтому Трэверс заказал тебе ужин.
Они явно уговорили несколько бокалов местного отменного крепкого сидра. Харлоу пребывала в отличном настроении.
– Но мы едва не сдались и не съели его сами. Ты вовремя появилась.
Лоуэлл взял мне салат и лимонный креп. Почти угадал. В глазах защипало. Прошло столько лет, а брат по-прежнему знал, что заказать мне на ужин. Только в одном ошибся – в салате был болгарский перец. Я всегда выуживала болгарский перец из соуса к спагетти, который готовила мама. Болгарский перец любила Ферн.
– Эй! – Лоуэлл откинулся на спинку стула и раскачивался на задних ножках.
Я боялась, если посмотрю ему в лицо, уже не смогу отвести взгляда, так что и не стала. Я смотрела в его тарелку, закапанную расплавленным сыром. На его грудь. На нем была черная фуфайка с длинным рукавом, с изображением разноцветного пейзажа и подписью “Каньон Ваймеа”. Смотрела на его руки. Это были грубые мужские руки, правую прорезал большой шрам, от самых костяшек до запястья, и исчезал за манжетой. Я часто моргала; все это беспрестанно расплывалось перед глазами.
– Харлоу говорит, она даже не знала, что у тебя есть брат. Это что вообще?
Я сделала глубокий вдох, пытаясь собраться.
– Приберегаю тебя для особого случая. Мой лучший и единственный, больше ни сестер, ни братьев. Такими не размениваются.
Мне хотелось поддержать беззаботный тон Лоуэлла, но, похоже, не получилось, потому что в следующую секунду Харлоу громко отметила, что я так трясусь, аж зубы стучат.
– На улице жуткий холод, – отрезала я раздраженнее, чем хотелось бы, – а мне пришлось хорошенько побегать по городу под дождем в поисках мадам Дефарж. – Я чувствовала на себя взгляд Лоуэлла. – Долгая история, – бросила я ему.
Но Харлоу перебила.
– Ты бы меня спросила! Я знаю, где она! – И уже Лоуэллу. – Мы с Розмари ушли в пятничный загул с ночным кукольным шоу.
Мы обе теперь обращались исключительно к Лоуэллу.
– Харлоу про свою семью тоже не рассказывала, – буркнула я. – Мы вообще не то чтобы давно знакомы.
– Недавняя дружба, – подтвердила Харлоу. – Но очень крепкая. Как говорится, человека толком и не узнаешь, пока вместе не отсидишь.
Лоуэлл с нежностью улыбнулся мне.
– Отсидишь? Наша маленькая мисс Совершенство?
Харлоу взяла его за запястья, и он тут же снова повернулся к ней.
– У нее задержаний уже, – Харлоу раздвинула его руки сантиметров на тридцать, – вот столько.
Они неотрывно смотрели друг другу в глаза. Сердце стукнуло трижды – тук, тук, тук. Она отпустила его и улыбнулась мне.
Я решила, улыбка была вопросом – это ничего? – только неясно, про что конкретно. Ничего, что рассказала ему о нашем аресте, или ничего, что беру его за руку и заглядываю в глаза? Я попробовала взглядом ответить “нет”, категорическим “нет” и на то, и на другое, но она либо не поняла, либо и не спрашивала вовсе. Или уже попросту на меня не смотрела.
Она продолжила докладывать о нашем первом визите в кутузку. В тюрягу. В каталажку.
Но умудрилась изложить это, не упомянув Реджа, так что я присоединилась к разговору и ввернула его в рассказ. Хорошего Реджа, не плохого.
– Ее бойфренд, – вставила я, – сразу приехал и внес за нее залог.
Она весьма умело с этим управилась, и Редж моментально превратился в не просто плохого, а устрашающе плохого, а я, что ж, я стала неслыханно великодушной, даже пустила к себе домой едва знакомого человека.
– Потрясающая у тебя сестра. Я сказала себе, вот с кем хотелось бы подружиться. Вот на кого можно положиться в этом мире.
Дальше было рассказано о пропавшем чемодане, о появлении мадам Дефарж и о наших ночных похождениях. Харлоу солировала, но и меня попутно пыталась привлечь.
– Расскажи ему про автомойку, – говорила она.
И я излагала, покуда Харлоу изображала, как мы пробираемся в кромешной темноте через мыльные щупальца и планируем наши свадьбы.
Она даже про Тарзана вспомнила и про мои теории относительности, только теперь выходило, что она всю дорогу была со мной согласна. Когда Харлоу упомянула Тарзана, Лоуэлл положил руку со шрамом мне на рукав и не убирал ее. Я как раз думала снять пальто, но теперь не стала. Ощущение тяжести на моей руке было единственным знаком его внимания; я не собиралась его упускать.
Будем справедливы – все, что рассказывала Харлоу, каждая мелочь в каждой истории, работало на меня. Это у меня было полно крутых, хоть и шизанутых идей. Это на меня можно было рассчитывать в трудную минуту. Это я могла постоять за себя и за друзей. Я – огонь! Я – бомба!
Я просто вот ни капли ничего из всего этого.
Верю, что Харлоу хотела как лучше. Верю, что она верила, что я хотела, чтобы она предъявила моему брату вагон прекрасных качеств, которыми я на самом деле не обладала. Она ведь не могла знать, ничего не могла поделать с тем, как выглядела, когда свет от свечей играл на ее лице и волосах всеми цветами, с этим сиянием, отраженным в ее глазах. С ней мой брат смеялся.
Феромоны – древнейший язык на этой земле. Может, мы не так легко их считываем, как муравьи, но их голос слышен. Я думала, мы при первой же возможности отделаемся от Харлоу. Но потек крепкий сидр, истории закручивались, пока не проглотили собственные хвосты, как на гравюрах Эшера. Я зря надеялась.
В конце концов мы втроем оказались у меня дома, и мадам Дефарж, вновь извлеченная на свет божий, сексапильно резвилась. Она касалась щеки Лоуэлла. Говорила, что он tres
[15] крут и, парадоксальным образом, tres душка. С ним улетаешь на седьмое небо.
Лоуэлл, скользнув по юбке мадам Дефарж, добрался до Харлоу. Взяв ее руку, поглаживал ее ладонь большим пальцем. Притянул к себе.
– Не играйте со мной, мадам, – произнес он так тихо, что я едва уловила.
Мадам Дефарж вдруг заговорила с мемфисским акцентом.
– Пока нет, сладкий мой, – ответила она едва слышно. – Но все впереди.
– К разговору о марионетках, – бросил мне Тодд, презрительно кивнув на Лоуэлла. Он еще не смекнул, что Лоуэлл – мой брат. А когда узнал, так распереживался, что уступил мне свою кровать и отправился ночевать к Кимми. Даже разрешил поиграть в его “Нинтендо-64”, потому что, предложи кто ему такое, ему бы сильно полегчало.
