Общий воздух – наверное, еще одно самое ошеломительное осознание современности. Все разговоры о загрязнении окружающей среды, о смоге, самолетных выбросах, облаков пыли вдруг переместились в личный вдох и выдох. В непосредственность тела. Макро стало микро. И наоборот.
И пока богатые русские пытаются выгородить себе и здесь особую территорию, покупая личные аппараты ИВЛ, все еще не понимая чего-то главного, на пустынной площади Святого Петра молится в полном одиночестве Папа Римский Франциск. Гигантская фреска. Белая птица на огромном сине-лиловом пространстве площади, города и мира. Папа говорит о буре и лодке.
“«Вечером того дня сказал им: переправимся на ту сторону» (Мк. 4,35). Вот уже много недель нам кажется, что спустился вечер. Что плотная тьма заняла наши площади, улицы и города, что эта тьма теперь хозяйка наших жизней, что она наполнила все оглушающей тишиной и печальной пустотой, на пути которой замирает все; она в воздухе, она в наших движениях, о ней говорит наш взгляд. Мы перепуганы и потеряны. Как евангельских учеников, нас застала врасплох яростная буря. И мы ощутили себя все в одной лодке, такие хрупкие и потерянные, но одновременно очень важные, ценные, необходимые, призванные грести вместе. <…> В этой лодке… мы оказались все… и вдруг заметили, что не можем никуда плыть дальше каждый сам по себе, но только вместе”.
Для людей, выросших в тоталитарных странах и получивших прививку антиколлективизма из первейшего опыта, идея общности и муравейника взаимозависимости особенно трудна. Полшага до возвращения в ненавистное прошлое. Но все же переправиться на тот берег хотят все.
И расставленные через равные промежутки сваи дней на предзакатной глади лагуны обозначают этот путь.
День двадцать третий
Сегодня с утра, медленно поднимаясь по кривой моста Академии с псом под мышкой (ветеринар велел не перенапрягать спину – разумеется, собачью, а не мою) и отсчитывая ступеньки вверх, я представляла, что поднимаюсь по графику, который пестрит новостями.
Близки ли мы к пику? Нам говорят о будущей неделе. Или это очередной мираж – вроде все отдаляющейся линии горизонта? Объясняют про число R0 – коэффициент заразности. Сколько следующих людей заражает один человек. В Китае он достигал 2–2,5, в Ломбардии вырос до четырех. Цель – R0<1. Как только это достигается – эпидемия останавливается.
С трудом мы поднялись наконец на мост.
Церковь Салюте таящая, парящая, тающая – только ее и хочется теперь писать: утром, вечером, ветреными мартовскими днями; почему-то кажется, что, когда нарисуешь ее достаточное количество раз, морок рассеется.
“Целыми днями человек шагает среди деревьев и камней. Немногое задерживает его взгляд – лишь то, в чем он усматривает знак чего-нибудь другого”, – говорит Итало Кальвино в “Невидимых городах”. С деревьями не очень. Неделя за неделей мы шагаем среди камней. Впрочем, один маленький пятачок травы у церкви Сан-Тровазо с клонящейся от собственной тяжести пинией давно облюбовали все собачники. Но и там неприютно. Какой там знак.
Церковь по-прежнему глухо заперта. На дверях – расписание онлайн-трансляций и объявление о благословении оливковых и пальмовых ветвей в прямом эфире: следующее воскресенье уже Вербное. Священники, как и все остальные, стараются как могут. Получается не всегда. По Сети бродит уморительное видео, как священник, не разобравшись с настройками камеры, произнес одну из самых успешных онлайн-проповедей, то и дело меняя шляпы на ушки, рассыпая звезды и поднимая виртуальные гантели.
Владельцы же мелких лавок, наоборот, не желают больше оставаться в сумеречной зоне виртуальных заказов и решительно открылись. Работать им можно, кажется, полдня с соблюдением карантинных норм. На углу красуется от руки написанное объявление: на нашей улице открыто две продовольственных лавки и винный магазин. Это весьма кстати – винные отделы в супермаркетах если не пусты, то изрядно прорежены.
Вообще же не исключено, что эпоха “супер” и “гипер” – на закате. Как знать. Если даже кривая потребительской гигантомании и не пойдет на убыль, то уж толпы с тележками должны уйти в прошлое. Люди снова начнут обращаться к людям за едой, а торговые монстры не вернутся из интернет-царства и будут работать лишь на доставку. И огромные лайнеры не будут заходить в наш порт и распугивать людей и рыб. Или я размечталась… Один такой на днях причалил к Риму и распустил пассажиров по городу – среди них оказалось четверо вирусоположительных. Обнаружено это было не в первый день. Каким образом такое стало возможно в нынешних жестких карантинных условиях, остается загадкой.
Навстречу идет мальчик лет двадцати с двумя таксами, насвистывая Моцарта. Улыбается издалека. Таксы приветливо помахивают хвостиками в такт. Спритц отвечает.
Как я люблю этих подросших детей. Как верю в мир, вверенный этому поколению.
Я вспоминаю ноябрьский потоп. Когда после разорения и ежедневных визитов непрошеной высокой гостьи синьоры Аквы Альты я вдруг впервые расплакалась. Нет, не от соленой воды и не от разоренного дома и промокших вещей и даже книг, не от потери стиральных машин и холодильников, не от усталости, не из-за руки, обожженной газом, а совсем от другого. От того, какие потрясающие люди живут рядом реально и виртуально, ибо что бы там ни говорили про социальные сети – это чудо и благословение.
Потому что все эти дни шли слова поддержки и материальная помощь от друзей. Предложения крова во всевозможных странах мира… Потому что вдруг через Париж из Цюриха прилетает сумка, полная еды. Потому что невероятная соседка и ее мама уже третий день стирают и сушат наши промокшие вещи, таская гигантские челночные сумки туда-сюда по мостам. Потому что электрик Симон после работы по вечерам бесплатно обходит окрестные дома и налаживает, кому нужно, свет и отопление. Потому что далекий знакомый срывается с материка и тратит часы своего времени на укутывание и спасение нашей лодки. И наконец, потому, что две дочери метут соленую воду вон из дома, а третья, проснувшись по нью-йоркскому времени на другом краю света и застав на экране компьютера родной дом опять по колено в воде, а меня в полном отупении и растерянности, не долго думая отправляет запрос в группу венецианской взаимопомощи в фейсбуке, и… через каких-то двадцать минут на пороге нашего дома возникают 16 ангелов из разных городов (а на помощь Венеции слетелись сотни волонтеров со всей Италии и из других стран), с сияющими лицами и со швабрами вместо пальмовых ветвей и начинают мыть, чистить, разбирать, выкидывать – и в мастерской, и дома. И за час происходит чудо.
Иногда бывает, что после “бы” тех, кто должен был быть близко, но оказался вдруг бесконечно далеко, после череды разочарований, разломов или просто прямых предательств и кляуз – мир вдруг собирается из кусочков, как мозаика. Золотистая мозаика Серениссимы.
И под ее сводами, прислушиваясь к плеску высокой воды, ты вдруг понимаешь, что долгие дни внутри была сжатая пружина: resisti, resisti!
[31] – привычно твердила она. А сейчас можно отпустить. Плыви, мой дом-корабль! Плыви навстречу новому…
