Кэтлин одними губами произносит: «Зануда», а я едва слышно шепчу ей: «Заткнись». Неужели она не заметила, какая Уна потрясающая? Она что, не видела ее лицо и волосы, не слышала, какой у нее дивный голос? Волосы у Уны мокрые; она зарывается в них пальцами, а потом вытирает ладонь о школьную юбку. Не так уж важно, что Кэтлин думает о ней. Я не в восторге от всех, кто нравится Кэтлин.
И в особенности от долговязого типа, который, словно паук, притаился на остановке, выжидая, когда подъедет автобус. Лицо Кэтлин озаряется улыбкой. Расталкивая остальных, она бежит к выходу, словно этот Лон сделан из шоколадного торта и билетов на концерт. От того, как они смотрят друг на друга, мне становится не по себе. Будто они жутко голодны. Как и моя утренняя тревожность, такого рода взгляды не предназначены для посторонних глаз. Кэтлин даже не замечает, как я прохожу мимо вместе с толпой школьников. А я со вздохом слежу, чтобы никто не занял ее место в классе. Все хорошо. Все просто отлично.
Уроки проходят как обычно, а во время ланча Кэтлин спешит к Лону, который ждет ее у ворот школы, словно заправский педофил. Я могу только догадываться, о чем они говорят, но Кэтлин возвращается раскрасневшаяся и с улыбкой. После занятий Лон снова караулит Кэтлин и долго-долго обнимает, пока она наконец не садится в автобус. Когда мы отъезжаем, они провожают друг друга взглядами – это выглядит странно сексуально и вместе с тем отталкивающе. Пожертвовав возможностью сидеть рядом с прекрасной Уной, я обрекаю себя на поездку бок о бок с Кэтлин, которая всю дорогу строчит эсэмэски Лону, а меня едва замечает. Я достаю книгу и пытаюсь сосредоточиться на словах, хотя обида на сестру очень мешает. Уна ловит мой взгляд между спинками сидений и словно спрашивает:
«Все в порядке?»
Я киваю и выразительно закатываю глаза: «Она всегда такая».
Это правда. Кэтлин забывала о моем существовании на вечеринках, на прогулках в парке, а один раз – в лодке двоюродного брата ее друга Джона. В такие моменты она слишком занята собой. Вот почему я завела привычку носить в сумке книгу – и еще одну на всякий случай. Но… Просто… У меня тоже были друзья и своя жизнь, но я всегда знала, что нет никого важнее Кэтлин. А сейчас я вижу, как Лон с каждым днем все больше занимает ее мысли. Я не могу выразить словами, что именно меня беспокоит, но я чувствую себя лишней. И это глупо, потому что между ними еще ничего не произошло. Но раньше у Кэтлин ни разу не было парня, с которым она так много общалась. Парня, с которым ей интересно разговаривать, а не которого интересно обсуждать с подругами. Поэтому мне страшно. Ведь без нее я останусь в Баллифране совсем одна.
Но я не могу признаться Кэтлин. Она решит, что я жалуюсь, а мне нужно, чтобы она была на моей стороне, ведь впереди у меня разговор с мамой о том, какая я неправильная. Я в самом деле с изъяном, но природе свойственно несовершенство. Автобус останавливается, и мы с Кэтлин и Лейлой выходим.
– Не хочешь зайти к нам в гости? Чая попьем, – неожиданно предлагаю я.
В карих глазах Лейлы мелькает удивление.
– Нет. Прости, но у меня дела.
– Тогда как-нибудь в другой раз?
– Хорошо. – Лейла улыбается и поворачивает к дому.
Как она умудряется так быстро ходить на своих длинных ногах? Это противоестественно. Фиахра и Кэтал по-прежнему ездят в школу и обратно на велосипедах, хотя теперь, когда горные дороги покрыты пленкой льда, это выглядит опасной затеей.
Я бы, во всяком случае, не стала бы рисковать.
Кэтлин до сих пор пялится в телефон. Кажется, она даже не слышала, о чем мы говорили.
– Кэтлин? – окликаю сестру.
– Мм?.. Секунду, – отвечает она и продолжает печатать, пока мы идем по дороге к замку.
Хотя мы шагаем друг за другом, мы не вместе. Взгляд цепляется за сухой лист платана. Он болтается на ветке, скорчившись, словно от боли. Будто его там повесили в наказание. Я протягиваю руку и срываю беднягу.
Он слишком слаб, чтобы сопротивляться.
Бузина
(от ревматизма, гриппа, травм)
Вернувшись из школы, мы садимся обедать с мамой. Она приготовила отбивные. У моей в центре маленький костяной кружок, полный костного мозга. Я подношу его ко рту и высасываю содержимое. На вкус как кровь, смешанная с жиром. Мама отрывает зубами кусочки от ломтика баранины, насаженного на вилку. Мясо нежное, мягкое, коричневое по краям и почти розовое в серединке. Я думаю о жизни, которую мы отняли. А может, и не одну. О пасущихся в горах овцах, о блохах и грязи, о печальных мордах. Такое чувство, что это их мне нужно проглотить.
Мама сегодня рылась на чердаке – разбирала вещи. Она хочет сменить обстановку в замке, добавить капельку экстравагантности и ложку с горкой уюта. Наверное, мама просто ищет чем себя занять. Все-таки бойницы и зубцы мало вяжутся с уютом.
– Мне хочется чем-то заняться, – говорит мама, повторяя мои мысли. – Я не скучаю по работе, но скучаю по делам. Мне нужен какой-нибудь проект.
– Смена обстановки – отличная идея, – поддерживает ее Кэтлин. – Может, Брайан разрешит тебе воспользоваться быстрым Интернетом в своем кабинете, чтобы погуглить красивые замки.
– Даже не знаю, – с сомнением произносит мама. – Он не любит, когда туда кто-нибудь заходит. Я на днях принесла ему чай, так он аж подскочил. – Она улыбается и закатывает глаза.
Кэтлин встает из-за стола.
– Мне нужно сменить тампон, или этот замок утонет в крови, – объявляет она. – Приятно иногда посидеть без Брайана. Я могу говорить о своих месячных. Не думайте, что я занимаюсь самоцензурой, просто нужно постепенно приучать его к таким вещам.
– Давай ограничимся одной неловкой темой зараз, – прошу я.
Странно, что у меня нет месячных. Обычно наши с Кэтлин циклы пугающе совпадают. Месячные начинаются в один день. Внутри растет тревога. Я завариваю себе крепкий чай. С нами что-то не так. Это место нас отвергает.
Мама прерывает мое внутреннее беспокойство своим, внешним. Обрушивает на меня смесь раздражения и заботы. Не будь странной, почему ты такая странная – все сразу.
– Мэдлин?
Я сглатываю, прекрасно понимая, о чем речь.
– Я все убрала. И больше не хочу возвращаться к этому разговору.
Вечно мама раздувает из мухи слона. Я не принимаю наркотики, не занимаюсь сексом. Почти не пью. Прилежно учусь, почти не ругаюсь с ней и с Кэтлин. Фактически, соль – единственный повод для переживаний. Маме радоваться надо, а не отчитывать меня.
