Ребята, живущие в окрестностях замка, пышут здоровьем и силой. Неужели они все занимаются спортом? Что с ними не так? У них что, «Нетфликса» нет? Ох и не нравится мне это. Я недовольно кошусь на свои руки, совсем как Маму. Маму, которая, к слову, отказалась покидать деревню, чтобы присутствовать на свадьбе Брайана и мамы. И это несмотря на то что она тетя Брайана. Это мы должны на нее коситься.
– А какие здесь учителя? – спрашивает Кэтлин без особого интереса, просто чтобы заполнить паузу в разговоре. Каждое слово сестра сопровождает энергичным движением дорожной вилки, которой ест салат с сыром фета и зернами граната.
Мама слишком старается, будто просит прощения за переезд. Но я знаю, что это ненадолго.
– Нормальные. Хотя мы толком не успеваем их узнать, они редко задерживаются больше, чем на год, – отвечает Чарли. – Наша школа в такой глуши, что здесь можно помереть со скуки, если ты не из этих мест. Так что они добавляют строчку в резюме – и уезжают куда-нибудь. – Она произносит «куда-нибудь» таким тоном, каким обычно говорят про Париж или Нью-Йорк.
Я помню ее отца – он был на свадьбе и помогал нам с переездом. Крупный мужчина с красным, обветренным лицом и волосатыми руками, окруженный такими же крупными краснолицыми братьями.
– Коллинзы, – пояснил тогда Брайан. – Мы с ними в дальнем родстве. Во всех баллифранцах течет кровь Коллинзов. В их венах – или в руках, как здесь говорят. – Брайан рассмеялся. – Оно и неплохо, если подумать. Коллинзы заботятся о своих.
Свадьба у Брайана с мамой получилась довольно странная.
– А чем занимаются местные, чтобы не помереть со скуки? – с надеждой спрашивает Кэтлин.
Но Чарли только пожимает плечами.
Я смотрю в окно, голос учителя превращается в невнятный шум на заднем плане. Затянутые облаками горы потемнели и помрачнели. Голые ветви деревьев обрели бритвенную остроту. Меня пробирает дрожь. Да и всех остальных тоже. В школе не работает отопление.
Директриса мисс Филихи при первой встрече производит неприятное впечатление. Она пожимает нам руки, несколько раз повторяет, какой Брайан замечательный, и скрывается в своем маленьком кабинете, так ничего толком и не объяснив. Ее крашеные светлые волосы до того пересушены, что поднеси к ним спичку – и начнется пожар.
– Интересно, почему она души не чает в Брайане? – спрашиваю я Кэтлин, а та в ответ вскидывает безупречно выщипанную бровь. – У тебя ко лбу что-то прилипло.
– Господи, какой кошмар. – Сестра стирает грязь, а затем этой же рукой показывает мне неприличный жест. Ее маникюр в идеальном состоянии. От моего остались лишь воспоминания. Тут повсюду торчат щепки и зазубрины, за которые я то и дело цепляюсь. – Да она явно по нему сохнет. Наверное, мама ее обломала, когда вышла за Брайана замуж.
Я мотаю головой и киваю на плакат, который украшает дверь кабинета мисс Филихи. Щеночки и котятки. В жизни ничего страшнее не видела.
– Боюсь, Кэтлин, она сама себя обломала.
Наши лица мрачнеют. Здесь есть о чем скорбеть.
Ребята из Баллифрана встречают нас довольно приветливо, но предпочитают держаться на расстоянии. Как будто мы их тетушки или дальние кузины-заучки. В обед мы подсаживаемся к остальным и пытаемся влиться в компанию, задавая вопросы обо всем, что приходит в голову.
Получаются примерно такие диалоги:
– А мисс Эдвардс, она какая?
– Учительница как учительница.
Вот уж спасибо, Кэтал или Фиахра, один из братьев Лейлы. Причем он не подтрунивает над нами. Просто не понимает, зачем спрашивать о таких вещах.
– А в замке кто-нибудь из вас бывал?
Я прямо вижу, как тяжело Кэтлин дается этот разговор. Она не привыкла к тому, чтобы пытаться заинтересовать скучающих людей.
– Ага.
Это даже не слово, это просто какой-то звук. «Эдди, моей сестре это нужно. Пожалуйста, напрягись!» – мысленно прошу я. У Эдди по-детски круглое открытое лицо. Будь мы в старой школе, Кэтлин в его сторону даже не посмотрела бы. Но сейчас она чуть заметно щурится, словно что-то подсчитывает в уме.
А Эдди зарывается толстыми пальцами в свои густые рыжие волосы и ничего не замечает.
– Мы теперь там живем, – не сдается Кэтлин.
– Понятно, – кивает Эдди. Как будто замок ничем не отличается от трейлера.
Дальше мы едим молча.
А потом случается кое-что ужасное.
Кэтлин говорит Чарли:
– Мне нравится твоя стрижка.
А Чарли отвечает:
– Спасибо.
И вгрызается в сэндвич, как будто понятия не имеет, что, если девочка сказала тебе что-то приятное, ты должна ответить ей тем же. Я буквально чувствую, как встают дыбом волоски на шее Кэтлин. Мысленно она перебирает все, что в ней достойно комплиментов. Волосы, кожа, подводка для глаз, туфли-броги. Маленькая камея с младенцем Иисусом из Праги. Сестра глядит на меня почти в отчаянии.
Что не так с этими людьми?
– Покурим? – предлагаю я.
Она улыбается.
Вообще-то я не курю и даже не пробовала, но это отличный повод ускользнуть из неловкой ситуации. Если притвориться, что куришь, можно устроить себе перерыв минут на десять, а то и на час, и никто тебе даже слова не скажет. Мы сидим в глубине заросшего школьного сада, спрятавшись позади куста у кованых железных ворот. Наши пальцы в едином ритме отколупывают чешуйки ржавчины, превращая прутья в подобие скелета.
– Не позволяй им задеть тебя.
– Не позволю, – заверяет меня Кэтлин, за двадцать секунд превращает раковую палочку в пепел и поджигает следующую.
– Вот женщина, которая мне по сердцу, – вдруг произносит кто-то глубоким бархатным голосом.
За оградой стоит длинный как жердь парень в джинсах, белой футболке и кожаной куртке. Обильно смазанные гелем волосы зачесаны назад. Для довершения образа обаятельного хулигана из пятидесятых не хватает только мотоцикла. Он кладет бледную руку на изгородь и играючи через нее перепрыгивает. Отряхивает от пыли штаны. Улыбается и смотрит выжидающе: удалось ли произвести впечатление?
Что ж, одна из нас точно впечатлена. Кэтлин расправляет плечи и, выпятив грудь, заглядывает ему в глаза.
– Вы же новые дети Брайана?
– Приемные дочери, – говорю я.
Сперва я хотела сказать «приемные женщины», но подумала, что это прозвучит еще более странно, чем «новые дети». И вообще, кто использует слово «дети», чтобы подкатить? Только какие-нибудь извращенцы. Я внимательно смотрю на незнакомца.
Он протягивает руку для приветствия:
– Я Лон Делакруа. Полное имя – Лоран Делакруа.
От его голоса веет теплом. Он жалобно вскидывает брови, словно просит: «Пожалуйста, не оставляйте мою руку болтаться в воздухе».
