Бросив взгляд в сторону коридора, Мерьем понизила голос до доверительного шепота:
– Это джинн.
– Что-что?
– Послушай меня. Там, на Кипре, моя мама в свое время всегда говорила: «Если видишь приближение песчаной бури, беги поскорее в укрытие, потому что это джинн женится!»
– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
– Наберись терпения. Я сейчас все объясню. Видишь ли, джинны до неприличия неразборчивы в половых связях. Причем джинны как мужского, так и женского пола. Джинн женского пола может иметь до сорока мужей. Понимаешь, что это означает?
– Хм… Бурную половую жизнь?
– Слишком много свадеб! Но когда именно они празднуют – вот в чем вопрос! Разве нет? Им приходится ждать наступления бури. Песчаной или снежной. Целые орды джиннов резвятся прямо сейчас на улицах Лондона.
– Хорошо. Теперь вы меня пугаете.
– Да ладно тебе, тут нечего бояться! Я только хочу сказать, что джинны ждут именно этого момента. Они сейчас там – пьют, танцуют, веселятся. И меньше всего им хочется, чтобы у них под ногами путались всякие там людишки. Хотя чисто формально это они находятся у нас под ногами. В любом случае, если ты случайно наступишь на джинна, он может заставить тебя вытворять невероятные вещи. Люди начинают биться в припадке, молоть чепуху или без причины орать.
– Так вы считаете меня одержимой? Когда я так говорила, то выражалась чисто метафорически. Не следует воспринимать все слишком буквально. Это было несерьезно.
– Ну лично я всегда воспринимала джиннов очень серьезно, – медленно, словно взвешивая каждое слово, произнесла Мерьем. – Они даже упоминаются в Коране. В нашей культуре люди верят в невидимых существ.
– Вот и хорошо. Но хочу вам напомнить, что мой папа – ученый, а мама была научным работником и художницей. В нашем доме не верят в подобные вещи. Мы вовсе не религиозны. На случай, если вы не заметили.
– Ой, да знаю я! – отмахнулась Мерьем с раздражением в голосе. – Но сейчас я говорю о древней мудрости. Это часть нашей культуры. Твоей культуры. Она заложена у тебя в ДНК.
– Классно! – пробормотала Ада.
– Не волнуйся. Бог создал нижние ветви для птичек, которые еще не научились толком летать.
– В смысле?
– А в том смысле, что всегда можно найти лекарство. Я тут немного поспрашивала вокруг. Кое-кому позвонила и нашла замечательного целителя. От одного посещения вреда точно не будет.
– Экзорцист? – удивилась Ада. – Ух ты! В Лондоне, оказывается, есть экзорцисты! Вы, наверное, шутите?
– Вовсе нет. Мы просто пойдем и проверим. Вот видишь, и погода налаживается. Значит, время самое подходящее. Я только жду подтверждения, что нас примут. А если нам не понравится, мы просто возьмем и уйдем. Не станем искать теленка под быком. – (Ада втянула в себя воздух и медленно выдохнула.) – Послушай, такое может с каждым случиться. В молодости мне самой пришлось обращаться к целителю.
– Типа когда?
– Типа, когда я вышла замуж.
– Это все потому, что ваш муж был не очень хорошим человеком. По-моему, он был еще тот говнюк.
– Говнюк, – повторила Мерьем, пробуя слово на вкус. – Я никогда не ругаюсь.
– А вам точно не помешало бы. На душе сразу становится легче.
– Да, он был не очень хорошим человеком. Ты права. Хотя поход к экзорцисту мне точно не повредил. На самом деле даже помог. Послушай, чиэримин кёшеси…
[19] – Мерьем обвела взглядом кухню, будто только сейчас вспомнив, что потеряла нечто очень нужное. – Как называется то… когда ты начинаешь чувствовать себя лучше, потому что веришь в действенность лечения?
– Эффект плацебо?
– Вот именно! Если ты поверишь, что целитель тебе поможет, так оно и будет. Просто нужно действовать. Хороший корабль словами вплавь не отправишь.
– Это у вас подлинные поговорки или вы их сами придумываете?
– Конечно подлинные, – скрестив руки на груди, подтвердила Мерьем. – Ну что скажешь? Мы пойдем с тобой к укротителю джиннов?
– К укротителю джиннов! – Ада задумчиво потянула себя за мочку уха. – Я могу согласиться на эти глупости только при одном условии. Вы сказали, мои папа с мамой с детства любили друг друга. Сказали, они расстались, порвали отношения, а потом спустя годы вновь встретились.
– Все верно.
– Расскажите, как это случилось. И как они начали снова встречаться?
– Ох, он вернулся! – вздохнула Мерьем. – Одним прекрасным утром мы проснулись и услышали, что Костас Казандзакис снова в Никосии. Я думала, у Дефне это уже пройденный этап. Разве она мало страдала?! Она даже перестала о нем вспоминать. Она была взрослой женщиной. Но ты знаешь, как у нас говорят? У медведя девять песен, и все про мед.
– В смысле?
– А в том смысле, что она его так и не забыла. Ну да, у меня было нехорошее предчувствие. Я пыталась удержать сестру подальше от него – держи порох подальше от огня, – но ничего не получилось. Предчувствия меня не обманули, потому что, когда они снова увидели друг друга, прошедших лет будто и не бывало. Будто они снова стали детьми. Я сказала Дефне: зачем ты даешь ему второй шанс? Разве ты не знаешь, что садовника, влюбившегося в розы, пронзают тысячи шипов? Но она даже не стала меня слушать.
Тысяча шипов
Кипр, начало 2000-х годов
Костас Казандзакис добрался до Северного Кипра на пароме, поскольку не хотел лететь самолетом. И хотя восьмичасовая поездка оказалась относительно легкой, Костас чувствовал себя дезориентированным, его подташнивало. Должно быть, морская болезнь, решил он. Хотя, возможно, дело было совсем в другом. Возможно, его тело уже реагировало на то, что разуму лишь предстояло постичь. Костас возвращался на родину впервые за более чем двадцать пять лет.
На Костасе были коричневые вельветовые штаны, льняная рубашка и синяя спортивная куртка. Его волнистые черные волосы развевались на ветру, а глаза пристально вглядывались в приближавшуюся гавань. Вместе с потоком пассажиров он пересек палубу, а когда спускался по трапу, так крепко вцепился в перила, что побелели костяшки пальцев. С каждой прошедшей секундой ему все больше становилось не по себе. Щурясь на палящем полуденном солнце, он попробовал разобрать надписи, сделанные уже по-турецки, а не по-гречески. Затем попытался выбраться из толпы, но тщетно. Везде, куда ни ткнись, были многодетные семьи; женщины толкали коляски или несли туго запеленатых, несмотря на жару, младенцев. Этот людской поток нес Костаса за собой, и ему казалось, что под ногами не твердая почва, а воздух.
Очередь на паспортный контроль двигалась даже быстрее, чем можно было ожидать. Молодой турецкий полицейский приветствовал Костаса отрывистым кивком, пристально, но без враждебности вглядевшись в его лицо. Полицейский не стал задавать никаких личных вопросов, что немало удивило Костаса. Мысленно он прокручивал самые различные сценарии своего прибытия на Кипр, втайне опасаясь, что его не пустят в турецкую часть острова даже с британским паспортом.
