– Привет, Костас! – Ее рукопожатие было коротким, абсолютно бесстрастным. – Дэвид сказал, что ты собираешься приехать. Сказал, мой друг обо мне справлялся. Я спросила: интересно – кто? Оказалось, ты.
Костас был неприятно удивлен отчужденным тоном Дефне: не то чтобы холодным или официальным, но тщательно выверенным, взвешенным. Годы выгравировали тонкие морщинки на ее лице, щеки слегка запали, но больше всего изменились глаза: взгляд этих больших, круглых карих глаз потускнел, стал тяжелым. И тем не менее она оставалась такой красивой, что у Костаса сжалось сердце.
– Дефне…
Звуки ее имени непривычно перекатывались во рту. Опасаясь, что Дефне услышит стук его сердца, Костас сделал шаг в сторону и перевел глаза на ближайший кусок брезента. И задохнулся, осознав, что именно представляют собой сваленные там, покрытые бурыми пятнами, пыльные, грязные фрагменты. Раздробленная бедренная кость… Человеческие останки.
– Мы получили наводку, – заметив выражение лица Костаса, объяснила Дефне. – Один крестьянин указал на это место. У этого человека шесть детей и семнадцать внуков. У него была последняя стадия болезни Альцгеймера, он даже родную жену перестал узнавать. И вот как-то утром он проснулся и начал бормотать странные вещи: «Есть такой холм, терпентинное дерево, камень у подножия…» Потом нарисовал все на бумаге, описав это место. Его семья с нами связалась, мы начали копать и нашли останки именно там, где он указал.
Костас неоднократно представлял себе встречу с Дефне, хотя ему и в голову не могло прийти, что они будут говорить о подобных вещах.
– А откуда тот крестьянин узнал?
– Ты хочешь сказать, не был ли он сам убийцей? – Дефне решительно помотала головой, серьги у нее в ушах закачались. – Кто знает? Убийца или невинный свидетель? Не наше дело. Комитет не занимается такого рода расследованиями. Если мы затеем разбирательство или передадим информацию полиции, никто на этом острове вообще никогда не станет с нами разговаривать. Мы не можем себе этого позволить. Наша работа – искать пропавших, чтобы семьи могли достойно похоронить своих незабвенных.
Костас кивнул, обдумывая эти слова:
– Как по-твоему, здесь могут быть другие захоронения?
– Не исключено. Иногда мы ищем неделями, и безрезультатно. И это обескураживает. Некоторые информаторы путаются в деталях, другие намеренно пускают нас по ложному следу. Ты ищешь тела жертв, а находишь кости времен Средневековья, Римской империи или Древней Греции. Или вообще доисторические останки. Ты знал, что на Кипре водились карликовые бегемоты? Карликовые слоны? А потом, когда тебе кажется, что зашел в тупик, ты вдруг находишь массовое захоронение.
Костас огляделся по сторонам, чтобы получше рассмотреть пейзаж: позолоченную солнцем траву, конусообразные кроны величественных сосен. Напряженно всматриваясь в даль, он словно пытался вобрать в себя все, от чего был так долго оторван.
– А пропавшие без вести, которых вы обнаружили, были греками или турками? – осторожно спросил Костас.
– Они были островитянами. – В голосе Дефне прозвучали резкие нотки. – Такими же островитянами, как мы с тобой.
Слышавший их разговор Дэвид решил внести свою лепту:
– В том-то и дело, мой друг. Ничего нельзя сказать точно, пока не получен отчет из лаборатории, куда отправляют кости. Как ты по черепу определишь, кому он принадлежит: мусульманину или христианину? И ради чего все это кровопролитие? Глупые, глупые войны.
– Тем не менее у нас не так много времени, – срывающимся голосом произнесла Дефне. – Старшее поколение умирает и уносит секреты с собой в могилу. Если мы не будем вести раскопки сейчас, лет через десять не останется никого, кто рассказал бы нам о том, где искать пропавших без вести. Право слово, это работа наперегонки со временем.
Из дальних кустов послышалась звенящая песня цикад. Некоторые виды цикад способны издавать сверхвысокочастотные звуки, что, вероятно, сейчас они и делали. Ведь природа никогда не молчит, рассказывая самые разные вещи, но возможности человеческого слуха слишком ограниченны, чтобы уловить ее разговор.
– Значит, вы двое – старые друзья, а? – спросил Дэвид. – Вы что, ходили в одну школу или как?
– Типа того, – ответила Дефне, выпятив подбородок. – Мы жили по соседству, однако уже много лет не виделись.
– Что ж, рад, что помог вам снова встретиться, – сказал Дэвид. – Сегодня вечером мы непременно должны пообедать втроем. Такое событие грех не отпраздновать.
Воздух вдруг наполнился восхитительным ароматом. Кто-то варил кофе. Члены команды, устроив себе перерыв под деревьями, перебрасывались едва слышными репликами.
Примостившись на камне, Дэвид достал серебряный портсигар и начал скручивать сигарету. Закончив, он предложил сигаретку Дефне. Она молча, с улыбкой взяла самокрутку и, затянувшись, вернула ее Дэвиду. Так они и курили вдвоем, по очереди затягиваясь и передавая сигарету другому. Костас отвернулся.
– Кофе?
Высокая, гибкая гречанка разносила бумажные стаканчики с кофе. Костас, поблагодарив, взял стаканчик. Затем подошел к одиноко стоявшему терпентинному дереву и уселся в его тени. Панагиота пекла хлеб из плодов этого дерева, а смолу использовала в качестве консерванта для ликера из плодов рожкового дерева. На Костаса вдруг нахлынула глубокая печаль. Он сделал для матери все, что было в его силах, когда они с Андреасом переехали к нему в Англию после разделения острова, но было уже поздно. Рак от вторичного воздействия асбеста дал метастазы. Панагиоту похоронили на кладбище в Лондоне, вдали от всего, что она знала и любила. Костас замер, вдыхая запах табака и кофе, качаясь на волнах воспоминаний.
Солнце над головой светило на полную мощь. Костасу казалось, что ветви деревьев хрустят от жары, точно артритные руки. Он посмотрел на Дефне, которая вернулась к работе. Черты ее лица вновь стали строгими, когда она принялась сосредоточенно заносить в тетрадь сегодняшние находки.
Человеческие останки… Но что конкретно мы имеем под этим в виду? Немного костей и мягких тканей? Одежду и аксессуары? Что-то, что можно положить в гроб? Или, наоборот, нечто нематериальное: слова, которые мы посылаем в эфир; мечты, которые мы держим при себе; биения сердца, которые мы передаем своим любимым; пустоту, которую мы пытаемся заполнить и не способны адекватно описать? Когда все сказано и сделано, что именно остается от прожитой жизни, от человеческого бытия… и возможно ли это действительно эксгумировать?
* * *
Солнце уже клонилось к закату, когда члены Комитета по пропавшим без вести убрали инструменты. Облака на горизонте погрузились в раскаленный янтарь.
Поисковики сложили все, до мельчайших обломков костей, в пластиковые пакеты, пронумеровали их и, тщательно запечатав, поместили в коробки с этикетками. На каждой коробке написали дату и место раскопа, информацию о конкретной поисковой группе. Таким образом, вся информация была зарегистрирована и архивирована.
