– Что?
– Заражена вредителями. Посмотри, их следы везде. – Он показал на ветви, сплошь в крошечных отверстиях, слипшиеся комья древесной трухи у основания ствола, ломкие, сухие листья, усыпавшие землю.
– Ты можешь помочь?
– Посмотрим, что можно сделать. Пошли. Нужно кое-что прикупить.
Они вернулись через час с парой пакетов. Чтобы обеспечить дереву больше солнечного света и кислорода, Костас кувалдой снес покрытые плесенью куски южной стены. Срезал садовой пилкой больные ветки. Затем шприцем залил инсектицид в оставленные личинками ходы. И чтобы помешать насекомым-вредителям снова отложить яйца, обмотал нижнюю часть ствола проволочной сеткой, замазав обнаженные участки садовым варом.
– Оно поправится? – спросила Дефне.
– Она… Это дерево женского рода. – Выпрямившись, Костас вытер лоб тыльной стороной ладони. – Не знаю, поправится она или нет. Личинки везде.
– Жаль, что нельзя взять ее с собой в Англию, – вздохнула Дефне. – Как бы мне хотелось, чтобы деревья были портативными!
Костас нахмурился, ему в голову явно пришла новая идея.
– Мы можем это сделать. – (Дефне бросила на него недоверчивый взгляд.) – Можем вырастить дерево из отростка. Если мы посадим ее в Лондоне и будем хорошо за ней ухаживать, есть шанс, что она выживет.
– Ты что, серьезно?
– Это вполне реально. Ей, скорее всего, не понравится английский климат, но она может прижиться. Завтра утром я вернусь и проверю, как у нее дела. Отрежу отросток от здоровой ветки. Тогда она сумеет поехать с нами.
Фиговое дерево
На следующий день, пока я с волнением ждала возвращения Костаса, мне нанесла визит медоносная пчела. Я глубоко уважаю пчел. Никакой другой вид насекомых так полно не олицетворяет жизненный цикл, как Apidae. Если однажды они исчезнут, человечество никогда не оправится от этой утраты. Кипр был для них раем, но рай этот создавался неустанным трудом. Используя солнце вместо компаса, неутомимые добытчики собирают нектар с трехсот цветков за один полет, а в общей сложности – с более чем двух тысяч цветков за день.
Такова была жизнь моей знакомой медоносной пчелы – работа, работа, работа. Иногда она немного танцевала, хотя и это тоже было частью работы. Обнаружив хороший источник нектара, пчела, перед тем как вернуться в улей, исполняла танец, чтобы сообщить остальным, куда им следует направляться. Впрочем, иногда она танцевала просто из благодарности, что жива. Или потому, что находилась под кайфом, употребив слишком много нектара с примесью кофеина.
У людей довольно банальное представление о пчелах. Попросите кого-нибудь – ребенка или взрослого человека – нарисовать пчелу, и они, словно сговорившись, нарисуют округлую каплю, покрытую густым мехом в желто-черную полоску. Однако в реальной жизни пчелы имеют самую разную окраску: они бывают ярко-оранжевыми, красновато-коричневыми или багровыми, встречаются синие или зеленые с металлическим отливом, у некоторых имеются сверкающие на солнце ярко-красные или белые жала. Как так вышло, что человеческий глаз видит пчел одинаковыми, когда они все очаровательно разные? Да, люди превозносят птиц за то, что среди них встречаются впечатляющие десять тысяч видов, и это прекрасно. Но тогда почему они часто не замечают, что разновидностей пчел почти в два раза больше и столько же индивидуальностей?
Медоносная пчела рассказала мне, что недалеко от таверны есть поле с божественными цветами и сочными растениями в цвету. Она туда часто летала, поскольку, кроме маргариток и маков, там произрастают прелестные рудбекии, майоран и – ее самый любимый – очиток, с его компактными крошечными розовыми сочными цветками в форме звездочек. За полем стоит безликое белое здание. Табличка на стене гласит: «Лаборатория КПБВ – Охраняемая зона ООН».
Пчела бессчетное число раз пролетала мимо здания, курсируя между полем и ульем. И вот однажды она, отклонившись по какой-то прихоти от привычного маршрута, влетела в открытое окно. Ей понравилось, покружив по лаборатории и посмотрев на работавших там людей, возвращаться на поле тем же путем. Но сегодня, когда она без особой причины влетела в здание, случилось нечто непредвиденное. Один из сотрудников лаборатории, бог знает почему, решил, что неплохо было бы закрыть все окна. Медоносная пчела оказалась в ловушке!
Стараясь не паниковать, хотя все было тщетно, она принялась бросаться на оконные рамы, ползая вверх-вниз по стеклянной поверхности в безуспешных поисках выхода. Она видела цветы за окном, настолько близко, что, казалось, могла попробовать их нектар, но, как она ни старалась, ей было до них не добраться.
Измученная и разочарованная, пчела опустилась на шкаф, чтобы перевести дух. После чего обратила внимание на комнату, ставшую для нее тюремной камерой. В лаборатории работали четырнадцать судмедэкспертов – греки-киприоты и турки-киприоты. К этому времени пчела успела узнать их всех. Каждый день греки приезжали с юга острова, турки – с севера, встречаясь на этой ничьей земле. Именно сюда свозили все человеческие останки, обнаруженные во время поисковых работ в тех районах острова, где в настоящее время проводились раскопки.
Все, что откапывали поисковики, эксперты лаборатории очищали и сортировали, отделяя твердые кости от твердых костей, а останки одного человека – от останков другого. Они работали в одиночку или небольшими группами, склонившись над длинными узкими столами, на которых кропотливо раскладывали скелеты: позвоночник, лопатки, тазобедренные суставы, позвонки, верхние зубы… Они собирали все это вместе, кусочек за кусочком, присоединяя мелкие фрагменты к частям побольше. Это была очень трудоемкая и медленная работа, не допускавшая ошибок. На реконструкцию одной стопы, состоящей из двадцати шести отдельных костей, уходило несколько часов, а на одну кисть руки, состоящую из двадцати семи костей, приходилась тысяча безвозвратно пропавших прикосновений и ласк. Мало-помалу, словно возникая из мутных вод, проступали отличительные особенности жертвы: пол, рост и примерный возраст.
Некоторые останки были слишком фрагментарными и не подлежали реконструкции или не содержали ДНК, уничтоженную вредоносными бактериями. Неопознанные останки хранили отдельно в надежде, что в недалеком будущем, когда наука и технологии шагнут вперед, их тайна будет раскрыта.
Ученые писали всеобъемлющие отчеты о результатах идентификации, включая подробные описания одежды и личных вещей – предметов хотя и тленных, но удивительно долговечных. Кожаный пояс с гравированной металлической пряжкой, серебряное ожерелье с крестиком или распятием, поношенные туфли со сбитыми каблуками… Как-то раз в лабораторию принесли бумажник. Рядом с монетами и ключом к неизвестному замку в нем лежали фотографии Элизабет Тейлор. Должно быть, жертва была поклонником актрисы. Описание этих предметов предназначалось как для родных пропавших без вести, так и для сотрудников КПБВ. Родных всегда интересуют подобные детали. Но в первую очередь их интересует, страдали их близкие или нет.
В какой-то момент пчела уснула, окончательно измотанная. Она привыкла отключаться в самых неожиданных местах. Ей даже нравилось время от времени вздремнуть внутри цветка. Что было необходимо, поскольку лишенным сна сборщицам трудно концентрироваться или находить дорогу домой. И даже в улье они умудряются подремать где-нибудь на периферии, тогда как рабочие, занятые уборкой и кормлением личинок, занимают ячейки поближе к центру. Таким образом, моя знакомая пчела обладала природной способностью легко засыпать.
