На мой взгляд, это было не слишком мудро с их стороны, поскольку все деревья очень важны, заслуживают внимания и благодарности. Можно даже сказать, что есть дерево для любого настроения и любого момента жизни. Если вы собираетесь подарить миру нечто ценное вроде песни или стихотворения, советую сперва поделиться этим с ольхолистным дубом. Если вы испытываете разочарование и чувствуете свою беззащитность, поищите вечнозеленый кипарис или цветущий конский каштан. Оба эти дерева на редкость живучие, они расскажут обо всех пожарах, которые им удалось пережить. Если хотите закалиться и выйти победителем из испытаний, берите пример с осины – дерева настолько стойкого, что оно способно уклониться от языков пламени, вознамерившегося его уничтожить.
Если у вас тяжело на душе и рядом нет никого, кому можно было бы поплакаться в жилетку, вам стоит постоять возле сахарного клена. А если, наоборот, вы страдаете завышенной самооценкой, нанесите визит вишне и полюбуйтесь ее цветками, которые, несмотря на свою несомненную красоту, не менее эфемерны, чем тщеславие. И к моменту ухода вы заметите, что, возможно, успели спуститься с небес на грешную землю.
Вспоминать прошлое лучше сидя под падубом, а мечтать о будущем – под магнолией. Если вы ищете друга или друзей, нет лучше компаньонов, чем ель или гинкго. Оказавшись на перепутье и не зная, какой дорогой пойти, пожалуйтесь сикомору, – вероятно, это поможет.
Если вы художник в поисках вдохновения, синяя жакаранда или душистая мимоза могут дать толчок воображению. Если вы в поисках обновления, найдите вяз шершавый, а если вас терзают сожаления, плакучая ива принесет утешение. Когда вы в беде или на спаде и не на кого положиться, ничего лучше боярышника вам не найти. Ведь в боярышнике живут феи, и он славится тем, что охраняет горшки с сокровищами.
Бук даст вам больше мудрости, сосна – интеллекта, рябина – храбрости, орех – щедрости, можжевельник – веселья; а если нужно научиться отпускать ситуацию, которую невозможно контролировать, вам поможет береза, с ее бело-серебристой корой, облезающей, точно старая кожа. И опять же, если вы ищете или потеряли любовь, смело идите к фиговому дереву – к нему и только к нему.
Сокрытое
Лондон, конец 2010-х годов
Вечером после отъезда тети Ада, мучась менструальными спазмами, легла спать пораньше. Она прижала к животу бутылку с горячей водой и попыталась немного почитать, но мысли путались, мешая сосредоточиться. За окном соседская рождественская ель по-прежнему мигала разноцветными огнями, хотя теперь, после окончания праздника, уже не такими яркими, не такими нарядными. В воздухе витало ощущение завершения, грустного выдоха.
Аду беспокоили не только спазмы. Слова тети о необходимости иметь в доме женскую ролевую модель разбередили душу, вернув туда привычное чувство беспокойства, что в один прекрасный день папа, вероятно, снова женится. После смерти матери это подозрение, поселившись в сердце, стало сродни сердцебиению. Однако сегодня вечером Ада категорически не хотела снова попадать в липкую паутину беспокойства, поскольку чувствовала в себе силы увильнуть.
Она вышла в коридор. Из-под двери папиной комнаты пробивалась серебряная полоска света. Папа, должно быть, не спал – опять. В прошлом родители регулярно засиживались вдвоем по ночам у стола, каждый уткнувшись в свою книгу, а на заднем фоне звучал призрачный Дюк Эллингтон.
Ада, постучав, толкнула дверь. Отец сидел за компьютером с закрытыми глазами, на лбу синие блики экрана, голова свешивалась набок, на столе остывала чашка чая.
– Папа?
На секунду Ада испугалась, что папа умер. Ползучее чувство ужаса, что она его тоже теряет. И только увидев, что папина грудь мерно вздымается и опускается, Ада немного расслабилась.
Она осталась стоять, переминаясь с ноги на ногу. Заскрипели доски пола.
– Ада? – Костас встрепенулся и протер глаза. – Не слышал, как ты вошла. – Надев очки, он улыбнулся дочери. – Милая, почему ты не спишь? У тебя все нормально?
– Ага, просто… раньше ты готовил мне тосты. Почему перестал?
Костас удивленно поднял брови:
– Холодильник забит остатками стряпни твоей тети. А ты вдруг вспомнила о моих тостах?
– Это совсем другое, – объяснила Ада. – То, что мы с тобой всегда делали.
Одна из их тайных слабостей. Несмотря на возражения Дефне, папа с дочкой любили поздно ночью пристроиться с тостами перед телевизором, отлично зная, что это не самая здоровая еда, и тем не менее получая удовольствие.
– Если честно, я и сам не отказался бы от тоста, – сказал Костас.
* * *
В омытой лунным светом кухне слегка пахло уксусом и пищевой содой. Пока Костас намазывал маслом хлеб и клал его на сковороду, Ада натирала сыр.
Слова вырвались у нее непроизвольно, прежде чем она успела закрыть рот.
– Я отлично понимаю, что однажды ты захочешь начать с кем-нибудь встречаться… Наверное, я не буду против. – (Костас, повернувшись к дочери, бросил на нее испытующий взгляд.) – Это непременно случится. Просто хочу, чтобы ты знал: я не стану возражать, если ты снова начнешь встречаться с женщинами. Мама хотела бы, чтобы ты был счастлив. А иначе, когда я уеду в университет, тебе станет совсем одиноко.
– Как насчет сделки? – спросил Костас. – Я буду каждый вечер готовить тебе тосты, а за это ты перестанешь за меня волноваться.
Когда тосты были готовы, они устроились напротив друг друга за кухонным столом; ночной воздух, сконденсировавшись, каплями воды осел на оконное стекло.
– Я любил твою мать. Она была любовью всей моей жизни. – Голос Костаса больше не казался тусклым, в нем появились яркие нотки, словно кто-то размотал золотую нить.
Ада уставилась на свои руки:
– Я так и не смогла понять, почему она это сделала. Если бы она думала обо мне… думала о тебе, то ни за что так не поступила бы.
Они никогда откровенно не разговаривали о смерти Дефне. Для них эта тема была раскаленным углем, который страшно брать в руки.
– Твоя мама очень тебя любила.
– Тогда почему… Она много пила. Впрочем, ты знаешь. А когда ты уезжал, принимала ужасно много таблеток, хотя должна была понимать, насколько это опасно. Ты сказал, это не было самоубийством. Коронер сказал, это не было самоубийством. Тогда что это было?
– Адица, она не могла себя контролировать.
– Прости, но мне что-то не верится. Она выбрала для себя этот вариант. Разве нет? Хотя знала, каково нам придется. Ужасно эгоистично с ее стороны. Никогда ее не прощу. Ты уехал, и я была с ней дома одна. Она весь день не выходила из своей комнаты. Я думала, она спит или типа того. Я старалась не шуметь. Ты ведь помнишь, какой она иногда бывала… замкнутой. Так прошел день… а она все не показывалась. Я постучала в дверь – ни звука. Я вошла, мамы в кровати не было. Может, она ушла, пронеслась в голове дурацкая мысль. Может, вылезла в окно и оставила меня… А потом я увидела ее на ковре. Прижав колени груди и обняв их руками, она лежала, точно сломанная кукла. – Ада отчаянно заморгала. – Должно быть, свалилась с кровати.
