Как ясно из приведенного документа, эта «небольшая» разведка была осуществлена силами целой кавалерийской дивизии Марюла (3-й, 14-й и 19-й конно-егерские полки), поддержанной полком гессенских шеволежеров и баварской пехотой. Передовой отряд рекогносцировки, как обычно, возглавлялся офицером штаба. Что же касается ее результатов с точки зрения чисто информативной, видно, что они были весьма ограниченными, зато бой был на славу. Трудно сказать, сколько потеряли в нем австрийцы, но у французов только в 3-м конно-егерском было убито и ранено 8 офицеров, среди которых командир полка Шарпантье
[481], из чего можно предположить, что цифра потерь – 80 человек убитых и раненых (офицеров и рядовых), приведенная Марюла, является никак не преувеличенной, а, напротив, минимально возможной.
Хотя, как мы уже говорили, целесообразность подобных рекогносцировок была далеко не всегда очевидной, ясно одно, что офицерам штаба не приходилось сидеть без дела ни на стоянке войск, ни в момент, когда противоборствующие армии сближались и надвигалась кровавая развязка. Но как бы ни была значима работа штаба в это время, самая напряженная часть активной службы его офицеров приходилась, без сомнения, на момент битвы.
В дни генеральных сражений на плечи начальника штаба и его подчиненных ложились десятки дополнительных забот:
1. Сбор войск, которые должны были принять участие в бою.
2. Подготовка войск к бою.
3. Расстановка их на поле будущего сражения в соответствии с указаниями главнокомандующего.
4. Непосредственное участие в бою в самой разнообразной форме.
Штаб должен был обеспечить своевременную концентрацию всех батальонов, эскадронов и батарей к месту битвы, позаботиться о немедленном возвращении к своим частям всех выделенных до этого для второстепенных целей отрядов, проконтролировать, чтобы во всех полках были проведены проверки состояния оружия и материальной части, проследить за тем, чтобы войска были по возможности отдохнувшими, чтобы солдаты успели поесть. Офицеры штаба должны были также позаботиться о своевременной доставке боеприпасов к полю боя, о размещении парков с зарядами для ружей и пушек. Они должны были проверить готовность госпиталей, разместить их в наиболее удобных местах и своевременно проинформировать об их нахождении командиров соединений.
Когда же гром пушек возвещал о начале битвы, все офицеры штаба должны были собраться на командном пункте, неподалеку от главнокомандующего (напоминаем, что речь идет о штабе корпуса, а не о генеральном штабе Великой Армии).
Казалось бы, такое количество офицеров было чрезмерным для выполнения штабной работы в ходе боя, практика, однако, напротив, показывала, что их не хватало. Согласно уже хорошо известной нам инструкции маршала Нея в день битвы «…генералы могут увеличить число офицеров штаба, взяв по одному офицеру и одному унтер-офицеру из кавалерийских полков, а также по одному полковому адъютанту и по одному старшему унтер-офицеру из полков пехоты для передачи приказов. Основные же рапорты должны быть переданы главнокомандующему через адъютантов и капитанов штаба»
[482].
Генерал Тьебо рекомендовал, чтобы «начальник штаба… держался вместе со всеми своими офицерами и офицерами инженерных войск во время всего боя поблизости от главнокомандующего, чтобы передавать его приказы, а также чтобы при необходимости выполнять ответственные миссии, как то: заменить убитого или раненого генерала, повести ту или иную часть в атаку, собрать рассеянные отряды, произвести обходной маневр, срочно соорудить укрепление, разместить в необходимом месте батарею, снести мешающее здание, навести порядок на дороге… и т. д.»
[483].
Действительно, многочисленная гарцующая группа пышно разодетых адъютантов и более скромно облаченных офицеров штаба, стоявших позади главнокомандующего, быстро редела, как только воздух наполнялся пороховым дымом и ядра начинали со свистом проноситься над головами стоявших на командном пункте.
Адъютанты, выстроившись цепочкой, по команде «officier à marcher!» (дословно – «офицера на движение») по очереди приближались к начальнику и получали приказ. Молодецки салютуя маршалу, щеголи в расшитых золотом ментиках и доломанах с белой, обшитой золотом повязкой на левой руке – знаком адъютанта командующего, – лихо пришпоривали лошадей и с места в галоп уносились в самое пекло боя. Под градом ядер и картечи эти блистательные офицеры вихрем пролетали к указанному маршалом полку мимо идущих в бой батальонов и эскадронов, перепрыгивая через разбитые лафеты, изуродованные трупы, не затушенные и еще дымящиеся бивачные костры. Другие приносились на командный пункт и, отдав рапорт, снова вставали в конец цепочки, чтобы через миг опять устремиться в огонь.
«…Альбукерке, Ла Бурдонне и я выстроились перед маршалом и отдали рапорт об исполнении приказов, которые он поручил нам передать, – рассказывает о битве под Эсслингом генерал Марбо, тогда молодой капитан, адъютант маршала Ланна. – Ядро поразило Альбукерке в спину и, перебросив через голову коня, свалило замертво у ног маршала. Ланн воскликнул: “Вот и конец романа этого несчастного молодого человека! Но, по крайней мере, это красивая смерть!”…Второе ядро прошло между седлом и хребтом лошади Ла Бурдонне… так что куски разбитого седла ранили его бедра… Оба моих товарища упали почти что в один момент, но едва я отъехал на несколько шагов в сторону, как адъютанту генерала Буде, который подскакал к маршалу, оторвало ядром голову на том самом месте, которое я покинул за миг до этого»
[484].
А. Лалоз. Приказ атаковать.
Конечно, не ежеминутно подобные несчастья обрушивались на штабы, но тем не менее каждый час боя приносил новые и новые потери. Адъютанты и офицеры штаба теряли убитыми своих коней, падали раненые перед фронтом войск, которым передавали приказы, исчезали в вихре кавалерийских атак, так что иногда к концу боя из пышной свиты, окружавшей маршала, оставались лишь считаные единицы.
Уже известный нам Марбо так продолжал свой рассказ о битве под Эсслингом: «У моего друга де Вири плечо было разбито ружейным выстрелом, Лабедуайер получил картечную пулю в ногу, Ватвиль сломал плечо, упав с коня, убитого ядром, из всего штаба Ланна остались в строю только суб-лейтенант Ле Куте и я»
[485]. Сам Марбо к этому моменту также получил ранение в ногу: «Отправляйтесь, перевяжите рану, и если Вы еще сможете сидеть на коне, скачите ко мне», – сказал своему адъютанту маршал. Наскоро сделав перевязку, заткнув рану комком грубой корпии, Марбо снова встал в строй. «Маршал снова послал меня несколько раз в Эсслинг, где я снова очутился среди опасностей, я был столь возбужден, что не чувствовал боли от раны»
[486].
