А. Адам. Марш дивизии Пино 16 июля 1812 г. На переднем плане – выбившийся из сил молодой солдат, его ружье несет старый гренадер, а ранец – командир батальона
Несмотря на эти меры, призванные облегчить солдатам тяжесть пути, и повторявшиеся на все лады запреты не покидать строй во время марша, все равно не удавалось избежать появления отставших. Для того чтобы предупредить хотя бы частично это явление, проект нового походного регламента от 1812 года вменял в обязанность применять ряд эффективных мер, которые, впрочем, употреблялись и до этого. Если верить генералу Тьебо, то именно так он организовал марш своей бригады в 1805 году и именно так ему, уже во главе дивизии, удалось образцово совершить переход на Сиудад-Родриго в 1811 году. Вот что он рассказывает о последнем эпизоде: «На следующий день после моего приезда в Саламанку генерал Дорсенн провел смотр своей армии, немногочисленной, но великолепной, а вечером он собрал у себя всех ее генералов. От главнокомандующего я узнал, что только что поставленная под мою команду дивизия имеет дурную привычку совершать марш в беспорядке…
Отправление моей дивизии, которой поручалось двигаться во главе армии, было назначено на семь часов утра, но я приказал, чтобы уже в шесть часов утра она была под ружьем. Прибыв к войскам, я провел смотр и был строг к малейшим упущениям, затем я собрал всех старших офицеров и капитанов девяти батальонов, составлявших дивизию, и, проинформировав их о репутации, которую имели их войска, я объявил о моей твердой решимости с этого же дня изменить ее. Чтобы добиться этого, я приказал принять меры, которые я употреблял не раз в подобной обстановке и которые всегда были успешными. Я приказал, чтобы никто из солдат не покидал ряды, кроме как на остановках, последние будут осуществляться лишь вдали от всех населенных пунктов каждый час; что если все-таки по абсолютной необходимости кто-то с разрешения выйдет из строя, он сделает это, лишь отдав ружье одному из своих, и покинет ряды только в сопровождении капрала; что господа полковники и командиры батальонов должны держаться на флангах своих войск, постоянно проезжая вдоль них от головы к хвосту и строго наблюдая за тем, что происходит на марше; что командиры бригад и я будут осуществлять такое же наблюдение – первые за своими бригадами, а я за всей дивизией; что каждый батальон должен будет выделить сержанта и двух капралов, и что эти 9 сержантов и 18 капралов под командованием решительных и опытных капитана и лейтенанта будут следовать за дивизией и прочесывать все дома, заросли, огороженные места, мимо которых будет проходить дивизия. Я уточнил, что каждый батальон, в котором хоть один солдат отобьется от строя, будет в качестве наказания в течение часа двигаться повзводно, а командир роты, к которой относится этот отставший, подвергнется аресту.
Только один солдат из 31-го легкого полка сумел избежать бдительности своих командиров, но он был задержан моим взводом унтер-офицеров, и его батальон, равным образом, как и командир роты, получили объявленное наказание. Урок пошел на пользу. Впрочем, мой начальник штаба, его помощники, мои адъютанты и я сам постоянно проезжали от головы дивизии к хвосту. Каждый в отдельности и все вместе находились под неусыпным контролем. Согласно моей привычке, я столь же строго требовал поддержания точных дистанций и такого порядка, что даже если бы враг обрушился на нас с неба, он нашел бы дивизию готовой к бою… Генерал Дорсенн, проскакав мимо моей колонны около трех часов дня, крикнул мне, не задерживая галопа: “Генерал Тьебо, невозможно вести войска лучше, чем вы!”»
[542]
Прочитав это похвальное слово мастерству генерала Тьебо, составленное им самим, читатель может оказаться в недоумении. Либо Тьебо лжет, либо все, что мы писали до этого о потерях на марше, не соответствует действительности. Как это ни парадоксально, но, по всей видимости, мемуарист написал правду, так же как все, что говорилось до этого, – реальные факты. Объяснением кажущегося противоречия является то, что цифры потерь, которые мы приводили выше, и эпизод, описанный генералом, относится к очень разным событиям.
Марш дивизии Тьебо продолжался лишь один день и был совершен в относительно благоприятных условиях: войска были неплохо снабжены провиантом и двигались днем при хорошей погоде, армия, в состав которой входила дивизия, была сравнительно немногочисленной и, как отмечает сам мемуарист, «великолепной». Действительно, дивизия Тьебо состояла из закаленных солдат, прошедших суровую школу испанской войны.
Марш же Великой Армии по дорогам России в начале кампании 1812 года совершался гигантскими массами войск, в которых немалую часть составляли новобранцы. Он проходил в условиях немалых лишений, связанных с нехваткой провианта и фуража, и при ужасной жаре. Марш был многодневным и почти беспрерывным, а в огромном конгломерате корпусов, дивизий и обозов, двигавшихся по параллельным маршрутам и часто перекрещивающимся, было физически невозможно так же точно выполнять разумные предписания устава и правил, упоминаемых Тьебо.
Вот что вспоминает о наступлении Великой Армии летом 1812 года один из ее офицеров: «Дорога на Москву была хорошей и широкой, обрамленной с каждой стороны канавами, за которыми проходили дополнительные аллеи, обрамленные рядами деревьев. Мы двигались пятью колоннами. По каждой аллее шли одна или две пехотные дивизии, справа еще дальше от дороги прямо по полю – колонна легкой кавалерии, с левой стороны – тяжелая кавалерия, а в середине – колонна, состоявшая из всех этих дивизий. И все это топталось в пыли глубиной шесть дюймов…»
[543].
В этой пыли, о которой тот же мемуарист говорит, что «она была такая, что солдаты и офицеры не различали даже всадников, которые ехали впереди и часто видели лишь уши своих коней»
[544]. Пехота и кавалерия часто вынуждены были двигаться в колоннах повзводно, что, как читатель уже знает, рассматривалось в нормальной ситуации как наказание, к тому же нередко шли по целине, ибо дорога оставалась для артиллерии и обозов. Нетрудно догадаться, что результаты подобного марша были совершенно иными, чем в движении дивизии Тьебо на Сиудад-Родриго!
Что же касается марша в не столь экстремальных условиях, проект регламента 1812 года и наставления практиков военного дела рекомендовали принять еще некоторые дополнительные меры предосторожности для облегчения походных тягот.
Не допускалось, чтобы офицеры в конном строю двигались в рядах войск, они должны были ехать с подветренной стороны от своей части. Равным образом необходимо было не позволять адъютантам и ординарцам скакать вдоль колонны по дороге, забрызгивая солдат грязью или поднимая дополнительную пыль. Они должны были пользоваться так называемой «тропой для конных» – полосой вдоль дороги для движения одиночных всадников и вьючных лошадей. Нельзя было также допускать движение маркитанток в конном строю среди колонн на марше, им равным образом положено было двигаться лишь «тропой для конных». Наконец, требовалось строго пресекать появление в рядах движущихся войск всех посторонних, будь то солдаты других частей, будь то гражданские лица, состоящие при армии. В случае серьезных нарушений виновные в них должны были передаваться в руки жандармерии. Строго запрещалось также стрелять из ружей на марше и стоянках, привязывать к оружию фляги и другие предметы, последнее для того, чтобы солдаты были готовы в любой момент использовать свои ружья для боя.
