Если даже в этом тяжелом походе французские солдаты находили мгновения для веселья, то что говорить о тех временах, когда победные орлы Наполеона с триумфом шли по дорогам Европы. Вот как описывает один из биваков 1806 года в Пруссии офицер 8-го гусарского полка Морис де Ташер: «Мы бивакировали перед деревней Лихтенберг. Стояла чудесная ночь. Наш бивак походил на праздник. Все его огни были словно выровнены по линейке. Груды боевых трофеев, провизия всех видов, гусары, вокруг огни – везде была воинская краса, которая наполняла душу радостью и отвагой. Каждый пил, пел и одновременно работал, все было наполнено войной, энергией и весельем…»
[567].
Интересно, что, несмотря на то, что бивачная жизнь занимала столь важное место в нелегком существовании солдата наполеоновской армии, ее организации не было посвящено практически ни строчки в официальных наставлениях и регламентах! Даже учебник генерала Тьебо, столь близкий к реалиям военной жизни I Империи, посвящает биваку лишь один короткий абзац
[568].
Здесь мы сталкиваемся с тем же явлением, что и в тактике, но, пожалуй, в еще более обостренной форме – официальные предписания не поспевали за новыми условиями войны, да и сам импровизированный характер бивака плохо поддавался какой-либо регламентации.
Зато в том, что касается размещения лагерем, недостатка в официальных инструкциях нет. Здесь и уставы, и наставления командиров корпусов, чертежи и схемы с указанием точных параметров образцово-показательного лагеря и т. д. Это вполне понятно, ведь с появления регулярных армий и до конца XVIII века лагерь был нормальным и практически единственным способом размещения войск во время боевых действий. Принципы его организации, расположение основных элементов, устав лагерной службы прошли полуторавековую
[569] проверку в ходе десятков крупных войн и, само собой разумеется, были разработаны до мелочей. Наконец, ничто так хорошо не вписывалось в официальные наставления и чертежи, как безупречно вытянутые по линейке ряды однообразных палаток. Именно поэтому регламенты на этот счет столь пространны и пунктуальны до мелочей, чего только стоит указание в походном уставе 1792 года на то, что интервал между расположением батальонов в лагере должен составлять 10 туазов 4 фута 4 линии или 20 метров 80 сантиметров!
[570]
Хотя вполне очевидно, что с этими требованиями регламента обходились весьма вольно и при реальной разбивке лагеря руководствовались прежде всего условиями местности, не вызывает сомнений и полностью подтверждается многочисленными свидетельствами очевидцев наличие безупречного порядка в лагерях наполеоновской армии. И это вполне понятно, ведь в эпоху Империи армия располагалась в лагерях лишь во время длительных стоянок. На марше в период напряженных боевых действий подобный метод размещения войск был, в отличие от XVIII века, просто немыслим. Лагерь в наполеоновскую эпоху становится чаще всего неким промежуточным этапом между мирным или относительно мирным периодом, когда войска размещались в казармах или на постое (см. ниже), и боевыми действиями, когда основным способом размещения войск был бивак.
Образцом лагеря армии Наполеона, его эталоном стал знаменитый Булонский лагерь, а точнее целая сеть лагерей на побережье Ла-Манша и Па-де-Кале, где были в 1803–1805 гг. сконцентрированы войска для предполагаемого вторжения в Англию. Однако более частой была обратная ситуация, когда по окончании боевых действий войска должны были быть сконцентрированы до окончательного подписания мира – такими были лагеря вокруг Тильзита летом 1807 года, под Веной в 1809 году и др., наконец, иногда армия располагалась в лагерях и в период временного прекращения боевых действий, например, весной 1807 года (лагеря в Финкенштейне, Гутштадте и Морунгене), летом 1813 года (лагерь под Дрезденом).
Во всех этих случаях не было необходимости разбивать лагерь впопыхах. Было достаточно времени, чтобы выбрать удобное место, произвести тщательную разметку территории и выстроить настоящий воинский город.
Как можно понять из вышесказанного, лишь в редчайших случаях лагерь наполеоновской армии был палаточным. Действительно, на походе войска не таскали за собой тысячи палаток, так что без специальных дополнительных усилий им неоткуда было появиться. С другой стороны, так как лагерь строился не наспех, было более чем достаточно времени и возможности соорудить деревянные бараки, что получалось более экономичным (конечно, для армии, а не для окружающей местности) и более удобным.
Тем не менее все официальные наставления упорно дают подробное описание именно палаточного лагеря! Читатель, мы думаем, уже не удивляется, а воспринимает это как норму. Нетрудно догадаться, что при постройке бараков, которые вовсе не обязательно должны были повторять один в один размеры палаток, а зависели от многих обстоятельств, командование вынужденно или, наоборот, намеренно весьма вольно обращалось и с рядом других положений устава, хотя, надо все же отметить, что его основные принципы выполнялись неукоснительно.
В чем же они состояли? Основной принцип устройства лагеря был следующий: протяженность лагеря по фронту должна была соответствовать протяженности по фронту находящихся в нем войск, если последние будут выстроены перед своим расположением развернутыми линиями, т. е. пехота в три шеренги, а кавалерия – в две шеренги (см. главу VII). Таким образом, лагерь наполеоновских войск был далек по своему плану от лагеря римского легиона. В плане он походил не на квадрат, а скорее на длинную полосу. Впрочем, если войск было много, они могли располагаться в две линии и более. Однако и в этом случае протяженность лагеря по фронту намного превышала его глубину.
Основной единицей лагерного расположения был лагерь батальона (см. рис.). Сторона, обращенная к вероятному расположению противника, называлась фронтом лагеря. Протяженность фронта лагеря батальона варьировалась в зависимости от его численности (на батальон в восемьсот человек устав предполагал 140 м по фронту). Каждая рота располагалась в палатках (бараках), образовывавших «большие улицы», перпендикулярные фронту, так что по сигналу сбора солдаты быстро могли выйти из палаток и построиться на линии лагерного фронта. Одна рота обычно образовывала «улицу», и на нее полагалось восемь палаток нового образца (введенных незадолго до появления устава 1792 года) или шестнадцать палаток старого образца. Предполагалось, что в одну палатку нового образца должны были поместиться 12–15 человек
[571], соответственно в палатке старого образца помещалось вдвое меньше людей. Впрочем, так как в эпоху Империи лагеря представляли собой чаще всего ряды бараков, рассуждения о палатках старого и нового образца были большей частью досужим теоретизированием. Бараки же строились в соответствии с вдохновением командующего корпусом, чаще всего человек на 12–20, но иногда и больше. Так что в ряде случаев рота обходилась всего лишь четырьмя бараками (например, в армии Мармона в Голландии в 1805 году).
