Наконец очень часто встречалась формулировка «непредумышленное убийство», которой нет в списке солдатской книжки. За него во всех случаях приговаривали к 20 годам каторги. Из документов, относящихся к реальным проступкам, видно, что хотя далеко не все преступления в наполеоновской армии наказывались, те из солдат, кто попался на грабеже и насилии над мирными жителями, платил за остальных, и расстрел был здесь разменной монетой.
Смертная казнь, как и ранее при старом порядке, обставлялась мрачно-торжественным церемониалом. «По этому случаю нарочито развертывается вся пышность военного ритуала, – писал современник, – и это справедливо, ибо уж если хотят дать суровый пример, то нужно, чтобы он пошел на пользу остальным.
…Войска строятся в каре из трех фасов, оставляя четвертый для пролета пуль… Приводят приговоренного в сопровождении священника. В определенный момент все барабаны бьют “поход” до тех пор, пока осужденный не окажется в центре каре. Тогда барабаны бьют дробь и затихают. Капитан-докладчик читает приговор, барабаны снова бьют дробь. Приговоренного ставят на колени, завязывают ему глаза и двенадцать капралов под командой фельдфебеля (adjudant sous-officier) стреляют в несчастного, стоящего в десяти шагах от них. Чтобы уменьшить, насколько это возможно, ужас наказуемого, команды не произносят в слух. Фельдфебель отдает их движением своей трости. Если осужденный не умер после залпа, что иногда случается, его должен добить резервный взвод из четырех человек, которые стреляют в упор… После приведения в исполнение приговора войска дефилируют мимо трупа… Я видел, как многие встречали смерть с удивительным хладнокровием. Я видел тех, кто обращался с последними словами к полку, я видел даже тех, кто сам отдавал команды взводу расстрела, ни в одном звуке их голоса не чувствовалось волнения…»
[686].
Это описание почти в точности соответствует регламенту, за исключением того, что устав предписывает формировать взвод расстрела не из 12 капралов, а из «4 сержантов, 4 капралов и 4 рядовых, взятых среди самых старослужащих солдат и унтер-офицеров части, где служил приговоренный». Резерв расстрела согласно регламенту состоял также не из четырех, а из двенадцати человек. Наконец, в уставе нет ни слова о священнике. Вполне понятно, что эти детали могли изменяться по распоряжению командования
[687].
В этой главе, основное содержимое которой – моральный дух войск, уместно будет подчеркнуть то мужество, с которым старые солдаты наполеоновской армии встречали смерть. Об этом упоминал процитированный автор, но нам хотелось бы добавить еще одно драматическое описание. Рассказывает офицер 14-го легкого полка: «По моему прибытию в полк рядовой по фамилии Тьерсон, в общем неплохой солдат, отправился однажды помародерствовать, напился и выстрелил в офицера, который хотел вернуть его в лагерь. Солдат был арестован, судим, приговорен и расстрелян в 24 часа. Когда его поставили на колени, чтобы предать его смерти, он сказал только следующие слова: “Я прошу прощения у 14-го полка и у Бога”»
[688].
Разумеется, что все наказания, о которых мы говорили (расстрел, каторга), были карами за военные преступления и применялись только по приговору суда. За исключением, конечно, боевой обстановки, когда командир мог убить подчиненного в экстренной ситуации. Об одном таком случае, произошедшем во время отступления из России, рассказывает генерал-интендант Денние: «Наш правый фланг был обойден, в рядах солдат начался ропот… и вдруг жалкий гренадер 12-го полка, бросив свое ружье, начал убеждать своих товарищей, что надо сдаваться. В этот момент генерал Жерар с быстротой молнии подскочил к нему с пистолетом в руке и, застрелив негодяя, смертью одного человека спас многих. Войска, еще несколько мгновений назад бывшие на грани деморализации, воспрянули духом и огласили воздух криком “Да здравствует Император!”»
[689]
В случае мелкого проступка наказание, как и во всех армиях мира, назначалось начальником провинившегося. Для солдат и унтер-офицеров карой за серьезное упущение по службе был простой арест или карцер, в случае небольших нарушений дисциплины – неувольнение в город, выговор, словесное замечание. Вот примеры наказаний, примененных в гвардейских полках в феврале 1811 года:
«1-й полк пеших гренадеров
Вераж и Массон – рядовые, 15 дней карцера за то, что они не ночевали в казарме.
Пирон, рядовой, 15 дней ареста за то, что он учинил шум в частном доме.
2-й полк пеших гренадеров
Гаспер, капрал, 8 дней неувольнения за то, что он не выучил урок по теории.
Аан, рядовой, 4 дня неувольнения за то, что он не сохранял неподвижность в строю.
Латур, старший сержант, 4 дня неувольнения за то, что он не наказал сержанта, которого ему было указано наказать.
3-й полк тиральеров
Руссо, рядовой, 8 дней ареста за плохую форму одежды в строю.
Драгунский полк
Фурро, трубач, 4 дня неувольнения за то, что он злоупотреблял алкоголем.
2-й полк шеволежеров
Боль, Гериетс, Дехаус, Авергау, Нартен, рядовые, арест до особого распоряжения за то, что отсутствовали на перекличке.
Флорин, рядовой, 4 дня ареста за неподчинение бригадиру»
[690].
Все это достаточно обыденные методы наказания, хорошо известные во всех армиях. Однако наполеоновское войско знало и другие, весьма своеобразные методы воздействия на провинившихся. Самым распространенным из них был солдатский самосуд, применявшийся к тем, кто был уличен в трусости в бою.
«Если не во всех, то по крайней мере в ряде полков, существовали товарищеские суды, которые сами вершили правосудие, – рассказывает офицер 18-го полка. – Эти трибуналы чести функционировали быстро и справедливо. Наказание, к которому они обычно приговаривали, состояло в нескольких ударах башмаком по ягодицам провинившегося (savate). Били “жирно” или “постно”, т. е. каблуком или подметкой. Тот, кто испытал это наказание, не мог более рассчитывать получить унтер-офицерские нашивки или попасть в элитную роту, до тех пор, пока он не смывал позор своей кровью»
[691].
Существование «савата» по приговору товарищей подтверждается многими источниками, однако в ряде случаев подобный неуставной метод наказания инспирировался самим командованием, оставаясь все же как бы «инициативой снизу». Вот что маршал Даву, командующий 3-м корпусом Великой Армии (в 1807 году), приказал после битвы при Эйлау своему подчиненному дивизионному генералу Гюдену: «Я с прискорбием заметил, что многие солдаты уходили в тыл под предлогом увода раненых. Это злоупотребление может нанести серьезный ущерб армии, и оно должно быть наказано теми, кто рисковал своей жизнью. Нужно, чтобы храбрые солдаты сами наказали отставших и беглецов, которые не следовали их благородному примеру. В соответствие с этим я предписываю вам настоятельно предложить полковникам рекомендовать солдатам, чтобы они наказали “жирным” саватом всех тех, кто не участвовал в битве по неуважительной причине…»
[692].
