Солдатские дуэли существовали во французской армии еще при Старом порядке, они пережили революцию и сохранились в эпоху Империи. Столь же ничтожное наказание, о котором пишет мемуарист, конечно, не останавливало желающих подраться, тем более что оно налагалось только на тех, кто принял участие в дуэли без разрешения!
Что же касается списка наказаний в солдатской книжке, то там дуэль вообще не упоминается.
Ничто не мешало поэтому старым воякам поддерживать и, более того, культивировать обычай дуэли в наполеоновской армии. Особенно выделялись среди этих носителей «традиции» – полковые учителя фехтования. «Они подбивали меня на то, чтобы я устроил ссору с поединком без всякой причины, – рассказывает о своих учителях фехтования знаменитый капитан Куанье, тогда молодой солдат. – Ну, доставайте свою саблю, – сказал бретёр, – я выпущу из тебя небольшую капельку крови.
– Посмотрим, господин наглец.
– Возьми себе секунданта.
– У меня его нет.
Но мой старый учитель фехтования, который участвовал в этом “заговоре”, сказал:
– Хочешь, чтобы я был твоим секундантом?
– Да, папаша Пальбуа, это будет замечательно.
– Ну, что ж, тогда пойдем на место, хватит разглагольствовать»
[700].
Впрочем, эта дуэль была прервана самими организаторами, молодого солдата просто испытывали на храбрость. Этот «экзамен» Куанье успешно сдал. «Я был признан хорошим гренадером, – вспоминал он, – Я понял, что они от меня хотели, это испытать меня и сделать так, чтобы я заплатил за выпивку, что я охотно сделал, и они остались мне признательны. Гренадер, который утром собирался убить меня, стал моим лучшим другом…»
[701].
Впрочем, дело далеко не всегда заканчивалось так безобидно. Особенно много дуэлей, и дуэлей серьезных, происходило, когда в гарнизоне оказывались две еще не знакомых друг с другом части. Тогда, словно между кланами Монтекки и Капулетти, в городе повсюду завязывались поединки, часто без всякой причины. Вот что рассказывает очевидец о том, как происходило формирование дивизии Удино, образованной из гренадерских рот, взятых в различных полках: «Это слияние осуществилось очень быстро для офицеров, но не так-то просто оно обернулось для солдат. Согласно старому обычаю нашей армии знакомство происходило с саблей наголо. В течение первых месяцев создания дивизии бесчисленные дуэли, которым невозможно было воспротивиться, научили наших храбрецов взаимно уважать друг друга, однако пока не наступил этот момент, более пятидесяти из них стали жертвами этого досадного предрассудка…»
[702].
Подобные поединки, когда они происходили между противниками, разгоряченными винными парами и на виду у товарищей, легко могли перерасти в настоящие бои. «Этот постой на кантонир-квартирах был, к сожалению, отмечен стычкой в кабаре, последствия которой были печальны и могли бы оказаться еще более серьезными, – рассказывает о стычке между пехотинцами и кавалеристами офицер пятого гусарского полка, – четыре гренадера были убиты, трое попали в госпиталь в тяжелом состоянии, с ними был ранен также один понтонер и один артиллерист. Шесть гусар были очень тяжело ранены и один убит.
Когда я прибыл на место этого несчастного события, бой, казалось, должен был возобновиться и причем еще с большим ожесточением, так как в кабаре уже сбегались солдаты пехотных полков, а с другой стороны подоспели пятьдесят гусар. Только с помощью многих офицеров мы смогли развести враждующие стороны по своим казармам. В городе были наряжены сильные патрули, чтобы обеспечить порядок и безопасность»
[703].
Дуэли между офицерами были, разумеется, не похожими на драки и не часто связаны с принадлежностью к различным полкам или родам войск. Однако так же, как и солдатские, они происходили преимущественно на холодном оружии. «В гарнизоне это были шпаги или рапиры со снятыми наконечниками. На кантонир-квартирах – шпаги или сабли, носившиеся с формой… – рассказывает Верньо, – никто не осмелился бы предложить пистолет (огнестрельное оружие считалось менее достойным и не рыцарственным), однако нельзя было отказаться от боя на пехотных полусаблях, кавалерийских палашах или саблях легкой кавалерии. Секунданты становились по сторонам от сражающихся, каждый справа от своего дуэлянта… с обнаженными шпагами или саблями, чтобы в случае чего предохранить противников от недостойных методов сражаться, а также с целью разъединить их, когда будет решено, что честь удовлетворена и секунданты провозгласили, что дело закончено. Мы сражались рубящими и колющими ударами, кто как хотел, до первой крови, если причина дуэли была маловажной, сражались до смерти из-за серьезных оскорблений, лжи или пощечины»
[704].
Впрочем, офицеры не всегда пренебрегали пистолетами. Использование огнестрельного оружия означало, в общем, более решительный характер поединка, т. к. вероятность получить тяжелую или даже смертельную рану была здесь большей, чем при дуэли на шпагах. Одну из таких дуэлей с трагическим концом нам хотелось бы описать как пример поединка по серьезной причине, хотя и далекой от соперничества за женщину, приводившего так часто к жестоким схваткам.
Предоставим слово уже известному нам д’Эспеншалю, полк которого располагался зимой 1807–1808 годов на кантонир-квартирах в Бреслау. 2 декабря 1807 года маршал Мортье, командующий французскими войсками в городе и округе, решил дать пышный бал по поводу годовщины коронации императора Наполеона и победы под Аустерлицем. На бал было приглашено все высшее общество Бреслау. «Можно вообразить, что не все из гостей пришли на праздник, ведомые лучшими чувствами, однако они вели себя достаточно корректно. Лишь один прусский полковник в отставке, разговаривая по-немецки с тремя особами, позволил себе столь оскорбительно отзываться об императоре, что капитан артиллерии Гурго… слышавший их и прекрасно говорящий по-немецки, сказал полковнику: “Сударь, если бы Вы были не на балу, я дал бы Вам пару пощечин, но если у Вас есть еще остаток чести, я прошу Вас рассматривать ситуацию так, как если бы Вы их получили”. “Отлично, – ответил полковник, – я надеюсь завтра сделать так, что Вы больше уже не будете болтать”. Все это было сказано с таким холодным спокойствием, что никто, за исключением свидетелей происшествия, и не подумал, что среди музыки, танцев и радости готовилась ужасающая драма…
На рассвете 2 декабря маленькая записка от командира батальона артиллерии Флёрио поставила меня в известность о том, что он утром заедет за мной в экипаже. Действительно, около семи утра мы выехали: Гурго, командир батальона, старший хирург и я, захватив с собой пару пистолетов и боевую шпагу.
