Приведенные факты, как кажется, доказывают, что если в битве при Ваграме саксонская пехота и не стояла «как отлитая из бронзы», но все же ее неудача объясняется скорее просчетами высшего командования, а не ее собственной слабостью. Кстати, в день 6 июля далеко не только саксонские полки поддались страху. Австрийцам удалось обратить в бегство часть дивизии Карра Сен-Сира и часть дивизии Буде.
Факт паники саксонской пехоты говорит прежде всего о том, что противник стал куда более серьезным, чем в кампании 1805–1806 годов, и победа над ним доставалась дорогой ценой.
Война 1809 г. стала памятной не только для немецких союзников. В этот же год впервые прошла самостоятельное боевое крещение молодая армия герцогства Варшавского, ставшего оплотом Наполеоновской империи на востоке Европы. Польские солдаты рассматривали войну с Австрией как справедливую борьбу, как защиту отечества от вновь пытавшихся поработить его врагов. С началом боевых действий князь Юзеф Понятовский обратился к своим войскам с пылким воззванием: «Государство, которое мы ничем не затронули; соседи, империю которых когда-то спасли наши предки, ворвались на нашу территорию и смотрят на нас, как на орду без отчества и правительства. Враг желает оторвать нас от дела нашего великого освободителя и говорит, что воюет только с императором Наполеоном… Слабость недостойна поляков! Пожертвуем всем, чтобы защитить нашу Отчизну и нашу честь… Подымайтесь же… помогайте нашей армии защищать родные очаги! С верой в Бога и в помощь Великого Наполеона будем биться за Отечество… закроем нашими телами то, что для человека дороже всего, – его независимость и его права!»
[775]
И польские солдаты откликнулись на этот призыв. Они дрались с беззаветной отвагой. Маленькая армия князя Понятовского героически вступила в борьбу с превосходящим по численности войском австрийцев. 19 апреля 1809 г. недалеко от Варшавы у местечка Рашин князь Понятовский с 15-тысячным корпусом (13,5 тыс. поляков и 1,5 тыс. саксонцев) встретил атаку 30-тысячной австрийской армии. Битва под Рашиным вошла в легенду, ибо поляки здесь сражались, как герои. В самый критический момент боя, когда австрийцы опрокинули центр польских войск неподалёку от деревни Фаленты, князь Юзеф спрыгнул с коня и, взяв в руки солдатское ружьё, повёл пехоту в отчаянную контратаку, сражаясь с неприятелем на штыках, как самый отважный гренадер.
Несмотря на всю безумную отвагу, князю пришлось отступить и сдать Варшаву, чтобы не потерять своё маленькое войско. 23 апреля австрийцы вступили в польскую столицу, и, казалось, Польша снова погибла.
Но никто не ожидал того, что сделал в эти дни князь Понятовский; его поистине умелые и отважные действия превосходят любое воображение. Он не только не опустил руки, но с ещё большей решимостью вступил в борьбу. Пользуясь тем, что австрийцы вынуждены были держать в Варшаве значительные силы, князь решил оборонять правый берег Вислы.
Австрийцы попытались форсировать реку, чтобы разгромить маленькую польскую армию, но Понятовский перешёл в стремительное контрнаступление, и 3 мая в бою у Гуры уничтожил и взял в плен австрийский авангард…
Эти бои, так же как и героическая оборона Торна, упорные схватки под Сандомиром и отчаянный штурм Замостья, поистине вошли в легенду.
Под стенами Замостья польские солдаты должны были штурмовать по лестницам мощную крепость, защищаемую тремя тысячами австрийцев. Когда авангард первой колонны поляков подступил к стене бастиона, гренадеры заколебались. Перед ними была десятиметровая отвесная стена, неповрежденная артиллерией. Первый из гренадеров, которого капитан Дэн послал лезть на лестницу, отказался выполнить приказ… и был тотчас убит на месте решительным командиром. Остальные ринулись вперед столь напористо, что австрийцы не выдержали и бежали. Польские солдаты ворвались в крепость. 500 австрийцев было убито или ранено, оставшиеся 2500 взяты в плен.
Однако поляки не ограничивались отважным поведением на поле брани. Князь Понятовский активно набирал новые войска, поднимал на борьбу уроженцев польских земель, еще находившихся под властью Австрии. В результате к концу кампании 1809 г. общая численность польской армии (учитывая солдат в госпиталях, гарнизоны, а также три полка, сражавшиеся в Испании) составляла 62 135 человек!
[776]
Победа Наполеона в кампании 1809 г. была бы просто немыслима без поддержки союзных войск, которые, как видно из приведенных примеров, сражались, в общем, достойно, а что касается поляков, то просто героически. Иностранные контингенты все более интегрировались в рядах наполеоновских войск. Император интуитивно нащупал разумный метод привлечения союзников к общей борьбе. С одной стороны, для солдат ряда государств австрийцы выступали явно в роли агрессора, что и подчеркивалось в обращениях к войскам. Баварцы, саксонцы, итальянцы, не говоря уже о поляках, защищали свою собственную территорию, и это в большей или меньшей степени давало им побудительную мотивацию к борьбе. С другой стороны, все иностранные контингенты действовали фактически в рядах единой военной машины
[777].
Обычные в коалиционных армиях противоречия между командованием войск различных государств, которое каждое служит интересам политики своего правительства, часто совершенно противоположным, здесь начисто отсутствовали. Наполеон был безоговорочным вождем этой пестрой мозаики европейских полков. Он отдавал приказы саксонским, баварским, итальянским, вюртембергским и прочим войскам, не спрашивая, что об этом подумают министры в Дрездене, Мюнхене, Милане или Штутгарте, выказывал благодарность и порицал, награждал солдат и офицеров французскими и итальянскими орденами. При этом безоговорочном лидерстве французское командование большей частью соблюдало по отношению к союзникам безупречный такт и корректность. Все это приводило к тому, что войска разных европейских стран взаимно притирались друг к другу, привыкали сражаться вместе, все больше рассматривая как своего верховного начальника не своего монарха, а императора Наполеона, а себя – как воинов великой империи.
Как уже отмечалось, победа в кампании 1809 г. и последовавшие за ней заключение Шенбрунского мира и бракосочетание Наполеона с австрийской Эрцгерцогиней Марией-Луизой весной 1810 г. явились факторами, способствовавшими повороту политики императора и все более тесному сплочению европейских держав и постепенному созданию единой Империи Европы, что, разумеется, не могло не находить отражения и в военном строительстве.
Надо отметить, что политика Наполеона неоднозначно воспринималась гражданским обществом стран, входивших в орбиту французского владычества. Произвольные аннексии Империи, поглощение ею Голландского королевства в июле 1810 г., захват Римской области в мае 1809 г., присоединение ганзейских городов и Ольденбурга весьма беспокоили еще формально независимых монархов. Крайне отрицательно были встречены буржуазией и народными массами мероприятия Наполеона по усилению континентальной блокады, приводившему к застою торговли и разрухе во многих отраслях хозяйства, повышению цен на кофе, сахар, индиго и другие «колониальные» товары. Однако, наряду с этими отрицательными моментами, наполеоновское владычество принесло в Германию и Италию гражданское равенство, рациональную администрацию, модернизацию экономики.
