Казалось, все было потеряно…
Многие историки пишут, что Бонапарт растерялся. «В течение некоторого времени он не мог прийти в себя. Он с трудом переводил дыхание. Его речь была бессвязна»
[99], – писал знаменитый советский историк Манфред. По мнению ряда исследователей, только благодаря своевременной помощи Люсьена Бонапарта, брата главнокомандующего и председателя Совета Пятисот, переворот не завершился катастрофой…
Однако нам кажется, что в сложившейся ситуации переворот был практически обречен на успех. Дело в том, что, сосредотачивая внимание на событиях, происходивших в залах заседания парламента, историки порой забывали об одном решающем факторе – дворец Сен-Клу был окружен почти целой дивизией, около 6 тысяч солдат, подчинявшихся генералам, поддерживавшим заговор. Более того, по иронии судьбы, значительная часть пехотинцев и кавалеристов парижского гарнизона, стоявших наготове в этот холодный осенний день, были ветеранами Итальянского похода Бонапарта. В частности, поблизости от дворца находился 8-й драгунский полк, сражавшийся при Лоди, Кастильоне и Риволи, а также 9-й драгунский, солдаты которого помнили битвы при Кальдиеро, Мантуе и Тальяменто. Личный состав всех этих частей разделял, если очень мягко выразиться, антипарламентские настроения. Нет сомнения, что эти люди без особых угрызений совести выполнили бы приказ своего полководца и с больший удовольствием разогнали бы членов обоих Советов.
Впрочем, Люсьен Бонапарт сыграл действительно немалую роль. Хотя он и не спас переворот, однако без сомнения помог сделать его бескровным. Дело в том, что непосредственно вокруг здания, где заседали Советы, находились несколько сот солдат Гвардии Законодательного корпуса и Гвардии Директории (см. гл. XIII), призванных охранять вышеназванные учреждения. Навряд ли, эти войска стали бы отчаянно защищать окончательно дискредитировавшее себя правительство, тем не менее даже их вялое сопротивление могло бы привести к жертвам, чего категорически не желал Бонапарт. Роль Люсьена заключается в том, что он, обратившись со страстной речью к гвардейцам, повернул их штыки против охраняемых ими депутатов.
От грохота солдатских башмаков в коридоре, ведущем в зал заседаний, крики депутатов, готовившихся умирать за свободу, становились все тише и тише, пока двери с гулом не распахнулись, и в воцарившейся тишине Мюрат скомандовал громовым голосом: «Вышвырните-ка всю эту публику вон!» Гренадерам, впрочем, не пришлось орудовать ни штыками, ни прикладами, ни даже кулаками. Обезумевшие от ужаса представители народа ринулись вон из зала, кто через дверь, а кто… через окна, благо оранжерея, где устроили зал заседаний, находилась на первом этаже…
Бескровный переворот, не стоивший жизни, ни даже малейшего ранения, ни единому человеку, завершился в несколько мгновений. Окончательно дискредитировавшее себя алчностью, продажностью и бессилием правительство более не существовало. Наполеон Бонапарт под именем 1-го Консула стал главой исполнительной власти во Франции и очень скоро практически единоличным хозяином страны. В мае 1802 г. его консулат стал пожизненным, а спустя два года политическая эволюция режима достигла своего логического завершения – 18 мая 1804 г. Наполеон был провозглашен «Императором Французов».
О последних события написано столько, что мы ограничились лишь конспективным перечислением. Нам хотелось бы заострить внимание читателей лишь на следующем: конечно, переворот 18 брюмера по своей сути не был чисто военным. Его организатором явился ряд видных гражданских государственных деятелей, а залогом конечного успеха стала полная самодискредитация режима Директории и в тоже время нежелание подавляющего большинства французов реставрации Старого Порядка. Тем не менее исполнительным механизмом и движущей силой переворота явилась армия. Без поддержки штыков бескровная «революция 18 брюмера», как окрестили это событие современники, была бы просто немыслима. Важно также, что поддержка войск была добыта не денежным подкупом, не бесплатной раздачей водки и не дешевыми обещаниями, а родилась фактически спонтанно.
Униженная, оплеванная, презираемая армия, сражавшаяся за независимость своего отечества, взбунтовалась против шайки коррумпированных политиканов, разорявших страну. Армия возненавидела их «рай» – рай для «жирных». Она мечтала о справедливости и видела ее в том, чтобы воздано было хотя бы элементарное уважение к тем, кто проливает свою кровь за родину, и потому с удовольствием пошла за молодым победоносным полководцем. Более того, его действия во многом были инициированы настроениями в самой армейской среде.
Нечего и говорить, что в своих последующих политических мероприятиях Наполеон не консультировался с солдатами и очень редко с офицерами и генералами, однако для нас, несомненно, также, что его режим, установленный, в частности, благодаря движению, спонтанно родившемуся в недрах войск, стал сознательно или бессознательно выразителем этих чаяний воинов, мечтавших о «справедливой республике».
Глава II
Франция под ружьем
Отныне солдат набирали не по притонам, откуда хитрые вербовщики обманом и посулами вытаскивали их, чтобы пополнить полки. Теперь это был цвет народа, это была самая чистая кровь Франции.
Генерал Фуа.
Уставшая от революции и террора, от крови и пожарищ гражданской войны, от бесконечных государственных переворотов, от дикой инфляции и обнищания огромных масс народа Франция на первых порах восприняла приход к власти Бонапарта без особого восторга, но скорее с облегченным вздохом и надеждой…
В последнее время в современной науке модно ниспровергать привычные понятия, и нынешние французские историки, посвятив ряд работ ранее единодушно хулимому правительству Директории, нашли в его мероприятиях немало достоинств, отдельные экономические успехи (например, некоторое развитие производства хлопчатобумажных тканей), определенные достижения в области налаживания функционирования административного аппарата, сдвиги в сельском хозяйстве и т. д. Конечно, все это не следует сбрасывать со счетов, и нельзя, наверное, описывать Францию 1795–1799 годов только в одних черных тонах… Но, как бы то ни было, светлых тонов в общей реалистической картине страны в эпоху Директории, вероятно, все же было слишком мало. Франция захлебывалась в постреволюционной анархии. Неуверенность и неустойчивость, небезопасность личности и имущества – вот, пожалуй, основные характерные черты этого периода. Директория справедливо вошла в историю как эпоха правления беспринципных взяточников и демагогов, экономического маразма большинства отраслей хозяйства, разгула преступности и роялистского бандитизма на дорогах.
Молодому генералу (Бонапарту было всего лишь тридцать лет, когда он стал главой государства!) потребовалась гигантская энергия и вся сила его гения для того, чтобы разгрести авгиевы конюшни умершего режима. Нужно сказать, что буквально за несколько лет он блестяще справился с этой задачей. Первый консул, а впоследствии Император, не создавал утопических схем общества, не изобретал каких-то небывалых политических или экономических конструкций. Твердой волей, опираясь на внушительную силу, он водворил порядок и спокойствие в стране, на основе которых естественным образом начали быстро давать всходы те разумные начала, которые в социальной и экономической областях принесла революция. Бонапарт обеспечил уверенность в завтрашнем дне крестьян, ставших собственниками, промышленников и купцов, готовых наживать свои капиталы в честной конкурентной борьбе. Всего за несколько лет он дал стране Гражданский кодекс – основу всех законодательств европейских государств, возвратил свободу исповедания религии, замирил мятежные районы страны, очистил города и дороги от бандитов, создал новую систему высшего и среднего образования, вернул на родину тысячи эмигрантов, добился введения повсюду единой метрической системы мер и весов…
