Буквально в несколько мгновений 3-й егерский потерял сотни людей, рухнул пронзенный насмерть пулей генерал Мишель, упали, обливаясь кровью от смертельных ран, командиры батальонов Кардиналь и Анжеле и командир полка генерал Малле. Потеряв своих командиров, 3-й егерский не смог предпринять никакого решительного действия, а стал пытаться развернуться для ответного огня. Есть историки, которые, «критикуя» действия 3-го егерского, отмечают, что было бы лучше немедленно двинуться в штыковую атаку, а не топтаться на месте под убийственным огнем. В общем, это, наверное, так… однако эта замечательная мысль, столь очевидная в тиши рабочего кабинета, не успела прийти в голову офицерам этого полка, расстреливаемого в упор и фактически оказавшегося без командования. Все произошло настолько неожиданно, что в мгновенье ока были убиты или ранены все старшие начальники, почти все капитаны и лейтенанты. Солдаты еще некоторое время пытались вести ответную стрельбу, но в конечном итоге полк, захлебываясь в крови, начал отходить назад.
Внезапно около двух тысяч англичан по команде полковника Сэлтоуна ринулись в штыки на эту потерявшую управление, истерзанную ливнем свинца, группу французских гвардейцев. «Мы были отброшены, – вспоминал офицер 3-го егерского, – однако враг не допустил оплошности и не стал нас преследовать»
[995].
На гребень плато стал выходить последний штурмовой эшелон – 4-й егерский полк. Англичане, в свою очередь, откатились на исходные позиции, и гвардейцам даже на некоторое время удалось перейти в наступление, однако прибытие слева двухтысячной британской бригады Адама заставило егерей повернуть назад…
Все было кончено. Атака Средней Гвардии длилась примерно 20 минут. Оставив на плато груды трупов, Гвардия отступала…
В то время как батальоны Средней Гвардии отхлынули к подножию плато Мон-Сен-Жан, и по рядам в один миг разнесся слух: «Гвардия отходит!», главные силы Блюхера обрушились на правое крыло и тылы французов. Это был конец. Истощенная многочасовым боем, деморализованная известием о неудаче атаки гвардейцев, армия не выдержала нового страшного удара многократно превосходящих сил. Кони, люди, повозки, пушки – все хлынуло назад в ужасающем беспорядке. Поле было покрыто бегущими, вопящими солдатами, которых рубили и топтали проносящиеся прусские эскадроны и безуспешно пытались собрать мечущиеся по полю офицеры французского штаба…
В этом невообразимом хаосе, среди дикой паники и обезумевших толп беглецов полки Старой Гвардии, построенные в каре, казались гранитными утесами, возвышающимися над бурлящим морем. Наполеон находился неподалеку от гренадерского батальона Белькура (2-й батальон 3-го гренадерского полка), которому было приказано двинуться вперед, чтобы прикрыть отступление остатков Средней Гвардии. Для этой же цели вперед и несколько левее двинулся 2-й батальон 1-го егерского полка под начальством Камбронна (командир батальона Ламуре); наконец, в контратаку были брошены дежурные гвардейские эскадроны. Однако, словно через прорванную плотину, хлынул поток, который уже ничто не могло остановить. Дежурные эскадроны были смяты, а выдвинутые вперед батальоны, на какое-то мгновение задержав продвижение врага, сами начали отступление вдоль Брюссельского шоссе. Было чуть больше восьми вечера…
На отходящие каре со всех сторон обрушились «черные» брауншвейгские гусары, кавалерийские бригады Вивиана и Ванделера; била картечью английская артиллерия. Несмотря на огромные потери, гвардейцы смыкали ряды и, перешагивая через трупы своих товарищей, продолжали свой марш, прокладывая дорогу штыками. Анри Уссэ нашел очень точное определение для этого геройского отступления; он пишет, что гвардейские каре шли «как затравленный мощный зверь, отбивающийся от своры лающих и кусающих его гончих».
Особенно тяжело пришлось каре 2-го батальона 1-го егерского полка, во главе которого стоял генерал Камбронн. В разодранном мундире, весь черный от порохового дыма, генерал, не сходя с коня, командовал из центра батальона. Каре было последовательно атаковано то английской пехотой, то кавалерией, то обстреливалось артиллерией с короткой дистанции. Именно в этот момент произошел эпизод, ставший впоследствии известным всему миру: «английские генералы, проникнувшиеся восхищением к доблести этих храбрецов, решили предложить им сдаться… Генерал Камбронн произнес в ответ: “Гвардия умирает, но не сдается!..”»
[996].
Эта цитата, взятая из «Газетт де Франс» от 24 июня 1815 г., представляет собой, скорее всего, не более чем легенду… Однако что же произошло на самом деле? Прервем на миг наше повествование для того, чтобы ответить на этот вопрос. Для большинства современных историков и литераторов, писавших о Ватерлоо, в этом отношении нет сомнений – Камбронн крикнул англичанам: «Дерьмо!» Однако подобно тому как заслуживающие уважения источники начала XIX в. не подтверждают версию «Газетт де Франс», они равным образом хранят молчание и относительно второго приведенного нами варианта ответа. Впервые такой ответ приписал Камбронну некто Жанти, представитель… парижской богемы во время дискуссии в 1830 г. в кафе «Деодан», очень модного в те времена у поэтов и художников «нонконформистов». Как легко может догадаться читатель, Жанти никогда не служил в 1-м егерском, да и ни в каком другом полку императорской армии, и знал о битве при Ватерлоо лишь понаслышке. Его слова никак не могут рассматриваться как заслуживающий внимание источник.
Однако версия Жанти понравилась богеме своим эпатажем – слово «дерьмо», звучащее почти что как ласкательное в устах современного парижского молодого художника, тогда казалось верхом непристойности. И вот уже это слово подхватил известный писатель Шарль Нодье, а вслед за ним и Виктор Гюго в своем бессмертном романе «Отверженные». Переходя из одного художественного произведения в другое, это слово стало казаться во второй половине XX в. единственно возможным ответом гвардейцев.
На самом деле Камбронн впоследствии вообще отрицал, что он что-либо отвечал англичанам. С другой стороны, уже в эпоху Второй Империи ряд ветеранов, дравшихся под Ватерлоо в рядах Старой Гвардии, под присягой подтвердили, что они не только слышали, но и хором вместе с другими произносили: «Гвардия умирает, но не сдается!» Скорее всего, Камбронн, а может быть, и другие офицеры и солдаты отвечали выкриками и проклятьями на неоднократные предложения англичан сдаться. Но все это тонуло в грохоте канонады, в треске ружейной пальбы, в воплях раненых и криках сражающихся. Кто и что кричал, никто не мог бы, наверное, толком вспомнить и час спустя. Сам Камбронн был ранен осколком гранаты в голову и упал с коня без сознания на груды трупов. Его подобрали англичане…
Камбронн был ранен около 20.30, очень скоро после этого его каре было почти полностью уничтожено, а его остатки присоединились к другим гвардейским частям.
Так же героически, как егеря Камбронна, вели бой гренадеры Роге (2-й батальон 3-го полка, командир батальона – Белькур). Это каре отступало по направлению к Бель-Альянсу под непрерывными атаками пехоты Мэйтланда и Митчелла, английских легких драгун и Брауншвейгских улан. Несколько раз артиллерия била по гренадерам картечью с дистанции 200 шагов. Очевидец вспоминает, что когда до Бель-Альянса оставалось всего несколько туазов, кавалерия в очередной раз обрушилась на каре, уже превратившееся от тяжелых потерь в треугольник, каждая сторона которого была лишь тонкой линией. Солдаты понимали, что новой атаки они не смогут отразить, и тогда раздался крик «Мы не сдадимся!..». Этот крик подхватили все гренадеры: «Да, умрем здесь! Умрем здесь! Да здравствует Император!» Еще через несколько мгновений маленькое каре было раздавлено массой кавалерии. Большинство гренадер погибло, лишь некоторые, пользуясь темнотой, сумели прорваться из окружения мелкими группами
[997].
