Но, пожалуй, еще более страшное зрелище являл собой госпиталь в Майнце, где в 1813 году свирепствовал тиф. Ужасающая картина, которую военный врач, голландец, Керкове увидел там, осталась у него в памяти на всю жизнь: «…уже войдя во двор, я был потрясен теми гнилостными миазмами, которые исходили из этой клоаки. Я вошел внутрь и увидел лежащих вперемешку мертвых и живых, раненых и больных. Люди лежали прямо на полу, один на другом, без всякой подстилки, среди своих испражнений, были те, кто использовал в качестве лежанки трупы своих товарищей!.. В некоторых помещениях окна были закрыты, и воздух не циркулировал. В других не было ни стекол на окнах, ни дверей, и здесь царствовал лютый холод. Во всех палатах слышались только стоны и жалобные звуки, издаваемые несчастными, которые лежали здесь уже два, три, четыре дня без всякого пропитания и даже без глотка воды!..»
[1090].
«Его Величество был в дурном расположении духа, – вспоминает Перси о своей беседе с Наполеоном в Варшаве 22 декабря 1806 г., – император возмущался жалкой организацией административной службы и дошел до того, что сказал, что мы стали самой варварской страной в Европе в отношении обеспечения госпиталей, что наша армия в этом смысле хуже всех остальных, и что казаки лучше ухаживают за ранеными, чем мы…»
[1091].
Несмотря на гневные речи великого полководца и мрачные свидетельства очевидцев, нельзя не сказать, что дело не всегда обстояло столь ужасно. Когда интенсивность боевых действий несколько ослабевала, появлялась возможность достаточно сносно организовать уход за больными и ранеными. В кампанию 1807 г. в частности во взятом Данциге и его окрестностях был устроен ряд образцовых госпиталей. «В великолепном особняке, называющемся «Регент», слева от въезда в город, учрежден госпиталь, – рассказывает Перси. – В нем содержатся 250 больных, все из которых лежат на хороших кроватях, у них есть матрасы, свежее белье и новые одеяла. Обслуживание его хорошо налажено… В Диршау был обустроен госпиталь в церкви и соседних домах. Я был очень им доволен, – продолжает Перси, – каждый больной имел свою кровать с бельем… и я удивился, видя, что больных кормят неплохим хлебом, дают рис, чернослив, яйца и даже немного вина, а пива даже в изобилии. Это учреждение содержит 225 больных и раненых и может служить образцом организации и хорошо налаженной службы»
[1092].
Если верить мемуарам генерала Тьебо, еще более достойный госпиталь был открыт им в 1810 г. в Бургосе. «Я хотел создать госпиталь-образец, – пишет Тьебо. – Он был устроен при въезде в Бургос в очень удачном месте и мог принять до 500 больных. Все было сделано так, чтобы пациенты ни в чем не нуждались. Я позаботился даже о вентиляции на лето и, конечно, о печках на зиму. Здесь была баня, где мылся каждый входящий в госпиталь солдат, а также те, кто выходил из него. Бельевая и раздевалка были устроены таким образом, что никто из содержащихся в госпитале военнослужащих не носил своей униформы и белья, а использовал госпитальные пижамы. По выходу из госпиталя солдаты и офицеры получали свою одежду и белье вычищенными, выстиранными и починенными. Каждое утро главный врач, хирург и фармацевт Бургоса посещали мой госпиталь-образец и давали свои рекомендации на предмет новых возможных улучшений»
[1093].
Как видно, контраст между картинами, написанными Керкове и Тьебо, разительный. Где же больше правды, а точнее, какая из двух этих правд более типичная, ибо в обоих случаях высказывания мемуаристов вполне заслуживают доверия. Для выяснения этого вопроса мы обратились к документам, и прежде всего к уже упомянутому отчету Дарю о деятельности администрации Великой Армии в ходе кампании 1806–1807 гг. (официально 1 октября 1806 г. – 15 октября 1808 г.). По правде говоря, цифры, которые приводит Дарю, поначалу изумляют. Дело в том, что согласно его отчету в ходе указанной кампании в госпитали поступило 421 416 человек больных и раненых! Это притом, что общая численность армии, действовавшей на германско-польском театре военных действий, едва составляла 200–250 тысяч человек единовременно.
Попытаемся проанализировать цифры, приводимые в отчете. Для начала отметим, что Дарю указывает не абсолютную численность солдат, находившихся в госпиталях, а количество поступлений в госпитали. Таким образом, один и тот же человек мог быть засчитан два и более раз в случае повторного пребывания в госпитале. Впрочем, это мало что проясняет, ибо, оставив эти цифры без дальнейшего анализа, нам придется предположить, что все до одного солдаты Великой Армии в ходе кампании два раза побывали в госпитале.
Как же объяснить кажущееся несоответствие? В отчете Дарю указывается, что от 1/12 до 1/6 (т. е. 8,3 %–16,6 %) пациентов, содержавшихся в госпиталях, было солдатами союзных и неприятельских армий. Разумеется, первых мы должны считать в общем итоге, вторых – нет. Полагая 12,4 % средней пропорцией солдат союзников и противников Франции, можно грубо приближенно оставить на долю неприятеля 6–6,2 % общего количества пациентов, т. е. около 25–26 тысяч человек. Таким образом, на долю солдат Великой Армии, прошедших через госпитали, остается примерно 395–400 тысяч человек. Впрочем, и это мало что проясняет.
Продолжая наш анализ, мы должны принять во внимание, что сведения о количестве пациентов никоим образом не занижены, ибо они являются суммой данных, представленных госпитальным начальством, которое не было никак заинтересовано в том, чтобы результаты его работы были недооценены, зато очень бы желало получить лишнее довольствие на якобы присутствующих больных. Впрочем, нужно отметить, что ввиду бдительного контроля, проявленного командованием, количество «мертвых душ» в госпиталях едва ли могло быть значительным.
Наконец, за два года кампании немало солдат могли угодить в госпиталь два и, быть может, более раз. К сожалению, подобные повторные госпитализации никак не отмечены в отчете, и мы можем исходить лишь из очень приблизительных оценок. В общем, как кажется, можно вычесть по этим двум статьям из общей суммы не менее четверти, или ста тысяч человек. И все же у нас все равно остается не менее 300 тысяч реально госпитализированных!
Объяснение кажущемуся несоответствию кроется в следующем: согласно нашим подсчетам на основе полковых регистров, хранящихся в архиве Венсенского замка, ежегодная ротация солдат в пехотных полках достигала в среднем 800–900 человек в год, а в кавалерийских – 200–300 человек. Учитывая, что численность пехотного полка в кампании 1806–1807 гг. на походе редко превышала 1600–1800 человек, а кавалерийского – 500–600, учитывая также, что за время двухгодичной кампании армия получала подкрепления не только в виде маршевых батальонов, но и целых частей, в частности вновь созданных (с нуля, например, формировалась армия герцогства Варшавского), можно положить, что за данный промежуток времени через Великую Армию прошло более чем двойное по сравнению с ее списочной численностью количество солдат, т. е. около 500 тысяч человек. Таким образом, 300 тысяч больных и раненых из полумиллиона прошедших войну становится вполне реальной цифрой. Впрочем, нельзя не отметить, что даже после всех дополнительных расчетов получается, что не менее 60 % солдат Великой Армии в ходе кампании побывали в госпиталях.
