Нам кажется, что без этих цифр, непосредственно не относящихся к описываемой нами эпохе, ее понять просто невозможно. Наполеоновские войны, как видно, явились гигантским скачком по сравнению с предыдущей эпохой, как в смысле количества задействованных контингентов, так и в смысле понесенных потерь. Именно поэтому современники, воспитанные на традициях «войн в кружевах», ужасались результатами императорских походов и оценивали их как огромные бойни, а конскрипцию видели как напасть, которой необходимо изо всех сил противиться. Однако когда современный историк квалифицирует войны эпохи Наполеона в подобных выражениях, это смотрится по меньшей мере некорректно. По сравнению с тем, что принес с собой XX век, войны Империи уже не выглядят устрашающе, и мы здесь говорим не только о сопоставлении их с фантасмагорическими мясорубками обеих мировых войн. Достаточно вспомнить совсем недавнее прошлое: «ограниченную» войну во Вьетнаме, где американские войска, конечно для «защиты демократии и прогресса», уничтожили около 2 млн вьетнамцев (!) (общие военные и гражданские потери северного и южного Вьетнама), да и сами потеряли немало – 50 тысяч убитых и 150 тысяч раненых и искалеченных…
Подводя итог главы, можно отметить, что наполеоновское государство сумело наладить достаточно эффективную систему комплектования войск, систему, которая, несмотря на все ее недостатки, дала Франции мощную армию, поначалу значительно превосходящую по численности и по качеству силы ее врагов.
Эта армия отличалась как от вооруженных сил феодальных держав, пополнявшихся за счет рекрутских наборов среди зависимого населения, так и от армии буржуазной Англии, состоящей из наемников, силой или обманом набранных по портовым кабакам, притонам бродяг и тюрьмам. Армия французской Империи была армией всего народа. Хотя мы уже отмечали, что при этом были созданы условия для освобождения от службы представителей имущих слоев населения, тем не менее не стоит забывать о том, что среди солдат встречались не только выходцы из бедных крестьянских семей, но и «собственники», негоцианты, рантье, учителя, приказчики, студенты… Император хотел создать условия, при которых служба в армии даже рядовым считалась бы почетным долгом гражданина. Хотя полностью это и не было достигнуто, да и вообще вряд ли где-нибудь и когда-нибудь было осуществлено, – уж очень тяжела доля солдата, – тем не менее армия Наполеона была исполнена гордостью за свою миссию: «Это был цвет народа, это была самая чистая кровь Франции, – вспоминал генерал Фуа: —… Нация стала армией, а армия – нацией»
[143].
Глава III
Офицеры Империи
Это непреложный факт, что воины в большинстве убеждены (даже если говорят об этом очень редко), что они принадлежат к избранным, к элите, которая очень дорого платит за то, чтобы быть ее членом: нужно испить горькую чашу до дна, нужно пройти через ужас войн, убивать врагов, но прежде всего брать на себя ответственность посылать людей на смерть, оставаясь при этом незапятнанным и отважным, стараясь не склонять голову в самых тяжких испытаниях.
Клод Барруа
Как видно из предыдущей главы, наполеоновская империя поставила под ружье невиданное доселе число солдат. Однако сотни тысяч призывников остались бы лишь инертной массой без командных кадров, способных превратить их в организованные, спаянные дисциплиной и воинской выучкой боевые единицы. Людям, которые обучали, готовили и вели за собой наполеоновские полки по дорогам Европы от Маренго к Аустерлицу, от Фридланда к Ваграму, и посвящена эта глава.
Из первой главы понятно, что командные кадры республиканской армии с энтузиазмом или как минимум с удовлетворением встретили переворот 18 брюмера и приход к власти Бонапарта. Однако будет неправомерным обобщением описывать реакцию французских офицеров на эти события как единодушную. Не следует забывать, например, что в рядах Рейнской армии было немало командиров, искренне разделявших республиканские убеждения, наконец, значительное количество офицеров составляли клиентелы других генералов, также подумывавших о захвате власти, например Моро и Бернадота. Не трудно догадаться, что в этой среде Первый Консул встретил оппозицию своим политическим планам. Ряд офицеров проголосовал против пожизненного консульства, а некоторые даже приняли участие в заговорах с целью свержения Бонапарта…
В то же время со всеми этими оговорками необходимо однозначно отметить, что Первый Консул завоевал сердца офицеров республиканской армии, быстро справившись с оппозицией в войсках. Причем эта оппозиция была подавлена не силой полицейских мероприятий, а блеском побед, внутриполитическими успехами, наведением порядка в стране вообще и в армии в частности. Офицеры приобрели также материальное благосостояние и уверенность в завтрашнем дне. И если Консул Бонапарт был воспринят однозначно не всеми представителями командных кадров, то император Наполеон мог быть уверенным в искренней преданности подавляющего большинства своих офицеров. «В момент провозглашения Империи, – пишет в своих мемуарах Мармон, – во всех умах было искреннее восхищение гением, который подготовил и создал порядок вещей, который ставил в согласие новые идеи, новые интересы и права разума с принципами, которые были освещены временем и привычками Европы…»
[144].
Офицеры, кроме нескольких маршалов и генералов, остались верны императору не только во времена триумфов, но и в моменты самых тяжелых испытаний. Вспоминая о том, как, сражаясь в Испании, войска узнали о поражениях кампании 1813 года и вторжении союзников на территорию Франции, один из офицеров писал: «Эти новости не только не обескуражили нас, но и, наоборот, еще сильнее подогрели боевой дух. Каждый готов был лучше умереть, чем видеть, как страну захватят вражеские короли, которых мы столько раз побеждали в боях»
[145]. Другой офицер, также воевавший на Пиренейском полуострове, рассказывал, что даже вступление союзников в Париж, о котором в его полку узнали 8 апреля 1814 г., не показалось им чем-то непоправимо катастрофическим: «Император был жив, и этого было достаточно, чтобы мы верили в победу»
[146].
В приведенных цитатах звучит не только выражение верности своему кумиру, но и отголоски революционных войн. Это вполне понятно, ведь в еще большей степени, чем рядовой состав, командные кадры армии империи вышли из бурной эпохи революции. Достаточно отметить, что в 1812 г. средний срок выслуги французских офицеров в званиях от капитана до полковника включительно варьировал от 18 до 22 лет (см. ниже). Следовательно, большинство начало службу в 1790–1794 гг. Учитывая же, что 77 % из них получили эполеты, пройдя все ступени воинской иерархии, начиная с рядового, можно с уверенностью сказать, что подавляющая часть наполеоновских командиров закалилась в революционной армии, поступив в ее ряды кто волонтером 1791–1792 гг., кто рекрутом, призванным в обязательном порядке в эпоху якобинского Конвента, или несколько позднее.
