Однако существуют и другие, прямо противоположные свидетельства. Одно из самых интересных из них курьезным образом относится к упомянутому нами корпусу Нея. «Я удивлю моих читателей, рассказав им, сколь мало в Монтрейльском лагере (корпуса Нея) командование занималось нашим обучением и как плохо оно использовало ценное время, – сообщает в своих мемуарах генерал Фезенсак, тогда офицер 59-го линейного полка. – Маршал Ней приказал провести большие маневры осенью 1804 года и в 1805 году, я участвовал в них первый раз как солдат, второй раз как офицер. Было много хлопот и много усталости. Мы уходили засветло, поев супа, и возвращались заполночь, получив за весь день лишь глоток водки. Генерал Малер собрал дивизию едва три раза, и мы маневрировали плохо, что же касается занятий побригадно, то их вообще не было, так как генерал, командующий бригадой, отсутствовал в лагере. Каждый полковник обучал свой полк, как хотел: немного теории, немного работы с новобранцами, а каждую весну снова занимались с унтер-офицерами, начиная с азов – строевой стойки без оружия…»
[381].
Последнее свидетельство должно конечно сильно нюансировать наше отношение к интенсивности обучения в Булонском лагере, тем не менее нельзя не отметить, что большинство очевидцев все же склоняются скорее к традиционной точке зрении. Ее же, хотя и с куда меньшим энтузиазмом, чем в описании не скупящегося на похвалы себе Мармона, подтверждают бесстрастные свидетельства рапортов инспекций.
А вот что вспоминает очевидец Аустерлицкого сражения, автор удивительно точных мемуаров хирург д’Эральд из дивизии Сюше, о поведении французской пехоты в этой битве: «Мы стояли в развернутом строю… В каждом батальоне командиры приказали выйти вперед (на несколько шагов) знаменосцу и фланговому с фаньоном
[382], а затем выдвинули батальон на эту линию. Шеренги были выровнены, и была отдана команда “под курок”…Мы не двигались… Русские ядра врезались в сомкнутые ряды. Наши солдаты встречали смерть, недвижно стоя на месте, держа ружья в соответствии с командой… Русская артиллерия прекратила огонь, и линии пехоты двинулись на нас под звуки музыки. Мы стояли с ружьем под курок в полной тишине, наши роты вольтижеров отступали перед русскими батальонами, ведя убийственный огонь. Когда до неприятеля оставалось около 200 шагов, маршал Ланн, постоянно носившийся в галоп вдоль нашей линии, подъехал к барабанщикам… приказал бить атаку и ускакал. Генерал Сюше спрыгнул с коня и встал справа от гренадер, сказав, что в этой ситуации он хочет доказать им все свое доверие. Солдаты закричали “Вперед!”, и по всей линии раздался громовой клич “Да здравствует император!”, который всегда предвещал смертельную схватку. Офицеры удерживали солдат, которые хотели идти слишком быстро… Перед нами был небольшой овраг, отделявший русских от французов. Наши стрелки держались в нем некоторое время, а затем оставили его, побежав в нашу сторону. Русские устремились вперед, перешли овраг и скорым шагом двинулись на нас со штыками наперевес. Наши батальоны, держа ружья «под курок», медленно шли навстречу. В десяти шагах от нас первая линия русских остановилась и дала залп. Французские батальоны взяли штыки на руку, идя стройными рядами, как на маневрах в Булонском лагере. Они ускорили шаг. Многие русские батальоны заколебались и повернули назад, другие встретили нас стоя на месте. Они получили залп в упор и были опрокинуты с первого удара»
[383].
Из описания д’Эральда видно, что пехота дивизии Сюше действовала в безупречном развернутом строю, сохраняя равнение под сильным артиллерийским огнем. Причем эту прекрасную обученность французской пехоты автор связывает с маневрами в Булонском лагере.
Так что генерал Фуа был прав, когда писал о войсках, сражавшихся под Ульмом и Аустерлицем: «никогда во Франции не было столь мощной армии. Хотя храбрецы, восемьсот тысяч которых в первые годы войны за свободу поднялись по призыву «Отечество в опасности!», были наделены большими добродетелями, но воины 1805 года имели больше опыта и подготовки. Каждый в своем звании знал свое дело лучше, чем в 1794 году. Императорская армия была лучше организована, лучше снабжена деньгами, одеждой, оружием и боеприпасами, чем армия Республики…»
[384].
Армия Наполеона, обученная в Булонском лагере, использовала на практике боевые порядки, которые описывал регламент 1791 года: линия, батальонная колонна (повзводно и подивизионно). К ним добавились те, которые привнес опыт революционных войн: рассыпной строй, а также батальонные и полковые каре, строившиеся для отражения атак кавалерии. Эти каре, в отличие от регламентированных, получались в результате очень простых движений.
Стрелковая цепь по регламенту Даву
Вот, например, как производилось построение батальонного каре. Батальон, стоявший в колонне подивизионно на взводных дистанциях (т. е. каждый дивизион располагался в затылок за предыдущим на расстоянии, равном длине фронта взвода), получал приказ:
По последней команде правые взводы 2-го и 3-го дивизионов заходили левым плечом вперед, а левые взводы тех же дивизионов – правым.
4-й дивизион примыкал вперед и делал поворот кругом. Барабанщики, знаменосец и командир батальона уходили в центр каре.
Что касается рассыпного строя, то в кампаниях 1805–1807 гг. для этой цели использовались как вольтижерские роты, так и целые батальоны легкой пехоты. Стрелковая цепь действовала на расстоянии 100–200 метров перед фронтом сомкнутого строя, чаще всего колонны, так как линия сама предназначалась для стрельбы. Застрельщики вели огонь, разобравшись попарно: в момент, когда один солдат стрелял, другой прикрывал его, стоя наизготовке.
Э. Детайль. «Массы» пехоты в стрелковом бою
Итоги эволюции тактики в период войн 1805–1811 гг. подводились в циркулярах Даву, адресованных его дивизионным генералам Фриану, Гюдену, Дессе и Компану. Они дают действительно реалистическую картину пехотного боя этих лет. Остановимся поэтому на них более подробно.
Во-первых, в «уставе» Даву батальоны указаны, наконец, такими, какими они были в реальности: шести ротного состава с вольтижерами и гренадерами. Во-вторых, из циркуляров маршала полностью исключены все теоретизирования и схоластические «эволюции линий». Наконец, регламент Даву нацелен на обучение новой форме боя – гибкому сочетанию колонн, линий и рассыпного строя. Хотя указанные циркуляры не являются всеобъемлющим уставом, и многое в них не разъясняется, так как подразумевается очевидным, тем не менее, ясно, что основной боевой формой становится теперь колонна подивизионно (вследствие уменьшения числа рот она состояла лишь из трех дивизионов). На это косвенно указывают ряд разделов. В частности, объясняя, каким образом необходимо строить каре, Даву без предварительных объяснений предполагает, что батальоны уже стоят в колоннах. В параграфах устава, говорящих о действиях стрелков, лишь один раз упоминается линия, в остальных случаях речь всегда идет о колоннах и т. д.
