Книга Секс в человеческой любви, страница 5. Автор книги Эрик Берн

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Секс в человеческой любви»

Cтраница 5

Шокирующий характер непристойных слов, или их облегчающий характер, если они применяются с этой целью, или их эротический характер, если они используются для стимуляции, происходят не только от их неприличия, но в той же степени от их специфического аромата. Сильнейшие непристойности — это именно слова с сильнейшим благоуханием — cuff, tunk и tish [20]; слабее всего слова научного и литературного происхождения, наиболее удаленные от первичных образов и вполне лишенные запаха. Для невролога и психолога здесь открывается интереснейшее явление, связанное со всей структурой мозга и психики: соотношение между запахами, зрительными образами, словами, социальным поведением и, с другой стороны, шоком, облегчением, стимуляцией.

Ввиду этих психологических истин уважительное внимание к силе непристойности не является лишь слабым отголоском древнего способа мышления. Скорее следует рассматривать непристойность как один из аспектов образа жизни, важнейшей стороной которого является изящество. Изящество означает изысканные моменты одиночества и общения или изящные движения. Эту сторону жизни хорошо понимают танцоры, ораторы, а также последователи дзен-буддизма и других восточных философских учений. Изящество означает способность изящно говорить, а также превращать каждый час жизни в произведение искусства. Оно требует внешнего вида и поведения, делающих каждый следующий год лучше прошедшего. И, наконец, оно означает, что весь наш жизненный путь, наполненный дружбой и враждой, близостью и схватками, комедиями и трагедиями, может завершиться, хотя бы в идеале, неким ощущением цельности и благородства, объединяющим весь этот ряд переживаний. Для меня ранг человека = изяществу = сдержанности, избеганию преувеличения и дисгармонии — в разговоре точно так же, как в балете или в живописи [21].

Не уклоняться от уродства, встретившись с ним лицом к лицу, — это не значит принять его. У каждого человека свое представление о красоте, так что невозможно определить красоту, сказав, чтó красиво. Но можно, по крайней мере, выделить ее, сказав, чтó некрасиво. Существует одно и, как я полагаю, только одно универсальное правило эстетики; универсальное, потому что оно стало в процессе эволюции универсальной чертой человеческого рода. Красота может быть вопреки дурному запаху, но не от него. А что такое дурной запах, знают все. Это запах чужого г-на [22], нежелательное вторжение чужого человека, проникающее в каждый наш вдох. Если это друг, дело обстоит иначе. Амариллис выразила это однажды следующим образом: «Друг — это человек, tish и tarfs которого не воняют, а звук его sipp — музыка для ваших ушей. Но если посторонний попробует наградить вас этим fark, то он получит от вас пинок в tootches» [23] (как видно из употребления слова «вонять», Амариллис отличается несколько вульгарным складом ума).

Ввиду всего сказанного выше, я полагаю, что непристойности не следует навязывать другим без их согласия. Для некоторых они составляют часть их жизненного плана и увеличивают их радость. Для других же свобода слова прекращается не только в том случае, когда кто-нибудь закричит: «пожар!» в переполненном театре, но и при попытке выкрикнуть вульгарное выражение в присутствии детей. Всегда лучше прибегнуть к поэзии. Менструация не очень привлекательна, когда ее называют «месячными», но становится очаровательной, (по крайней мере для мужчин), когда говорят об «окровавленном лике луны» или на французский лад: «У меня расцвели цветы».

Вы можете сказать все, что хотите сказать, если только вы остаетесь чистым, по вашим собственным понятиям о чистоте. Дело в том, что чистота очень важна, когда столько вещей на свете испачкано.

Мусорный ящик

Конечно, вы можете узнать невероятное множество вещей о ваших соседях, изучив их мусорный ящик. Мусорщик с философским складом ума может развить целую философию жизни, основываясь на том, что он находит в человеческих отбросах: он узнает, чтó люди выбрасывают, экономны они или расточительны и чем они кормят своих детей. И найдется на свете немало людей, которые увидят в нем поборника истины в последней инстанции. «Посмотрите в мусорный ящик, — скажут они, — и вы увидите, что представляет собой человеческий род!» Но он вовсе не такой. Археологи часто натыкаются на кучи кухонных отбросов, и если у них нет лучшего источника, пытаются восстановить по ним черты общества, которое их произвело. Некоторые писатели следуют тому же плану: они пытаются реконструировать наш внутренний образ жизни, наш нынешний образ жизни, рассматривая его мусор. Но если археологам удается открыть такой город, как Помпеи, они могут продвинуться гораздо дальше, чем изучить любое количество кухонных отбросов. Увидев весь город в целом, они могут лучше понять, что делали жившие в нем люди, благородные или нет. Учреждения и библиотеки, детские комнаты и места общественных развлечений [24] содержат больше универсальной истины о людях, чем записная книжка наркомана. Гармония и человечность женского монастыря стоят больше, чем гармония и человечность борделя, потому что монастырь, хотя и в узком смысле, устремлен к высшим идеалам человеческого рода, между тем как бордель, по описаниям любителей проституток и сводней, статичен, а если в нем что-нибудь движется, то в сторону или вниз. И, наконец, младенец более человечен, чем опухоль матки, и человеческий зародыш содержит больше истины, чем фиброид [25].

Я хочу всем этим сказать, что непристойные книги не более поучительны и не ближе к настоящей подоплеке жизни, чем приличные книги. Один лишь Толстой мог увидеть то, что он описал в «Войне и мире»; но любой расторопный ученик старших классов, достаточно обиженный на свою мать, мог бы сочинить «Философию в спальне» маркиза де Сада — и сцены в спальне, и философию в придачу [26].

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация