Поначалу вся эта затея отдавала не столько новизной, сколько дерзкой наглостью. «США первыми в мире сделали это национальным приоритетом, — сказал Раджив. — Нужно использовать все инструменты власти в масштабах нации для противостояния подобной угрозе. И мы собирались изобрести пандемическое планирование». Однако он по-прежнему был как бы сам по себе. И ему нужно было составить не общий, а реальный план действий, который расписывал бы, что и где именно делать и кто за это отвечает. И Раджив испросил разрешения нанять семь человек из семи федеральных ведомств себе в помощники-консультанты.
Первым в списке избранных оказался Ричард Хэтчет, еще один врач, променявший лечение пациентов на государственную службу. Ричард принадлежал к почти вымершей породе людей: поэт-романтик из южан, перебравшийся на север и чувствующий там себя не вполне дома. Вырос он в Дафне, штат Алабама, а в 1985 году отправился в Университет Вандербильта, где его стихи привлекли внимание видных поэтов-стипендиатов Дональда Дэви и Марка Джермана. Они и отрядили Хэтчета защищать честь Вандербильта на национальном конкурсе студенческой поэзии, где он занял почетное второе место. Председатель жюри, будущий лауреат Пулитцеровской премии ирландский поэт Пол Малдун, особо выделил одно его стихотворение и назвал Хэтчета «многообещающим молодым поэтом». Впоследствии, когда его спрашивали, почему он вместо продолжения поэтической карьеры поступил в медицинскую школу, Ричард отвечал просто: «Писать слишком трудно».
В сентябре 2001 года Хэтчет работал в отделении скорой помощи Мемориального онкоцентра им. Слоуна — Кеттеринга в Нью-Йорке и готовился к ординатуре по специальности «онкология». Одиннадцатого сентября он выдвинулся в импровизированный полевой госпиталь, развернутый на Манхэттене в средней школе Стайвесант, где осматривал спасателей после работ под завалами. Годами позже он написал письмо, адресованное новорожденному сыну, с описанием испытанных им тогда чувств:
Из позитивного в тот день и в последующие недели мне запомнились глубочайшая социальная сплоченность и солидарность местных общин, а также страстное желание всех и каждого внести свой вклад. Звучит поверхностно и отдает патриотизмом, так ведь это и был в некотором роде патриотизм в самом хорошем смысле, но на самом деле, по крайней мере для меня, всё это стало чем-то намного более сложным. То, что мы пережили, было сродни скорее сходке общин, чем ощущению принадлежности к единой нации. Это больше походило на социальную сплоченность, какая возникает после торнадо или урагана, по крайней мере в первые несколько дней, чем на национализм воюющих народов.
Призыв врачей и медсестер на помощь пострадавшим от терактов 11 сентября был организован настолько беспорядочно и суматошно, что удрученный Ричард написал докладную на имя руководства Фонда Альфреда П. Слоуна, где в резких тонах настаивал на том, чтобы они включили всё свое политическое влияние и возродили в стране резервный медицинский корпус. Через неделю медсестра оторвала его от выяснения причин жара у пациента на химиотерапии. Кто-то настоятельно требовал его к телефону. Ричарда охватило раздражение: ведь высокая температура на фоне малокровия может и добить пациента.
— Это Норин Хайнс из офиса вице-президента, — представился женский голос на том конце провода.
— Чем могу быть полезен? — сухо спросил Ричард, пытаясь понять: звонят от вице-президента… Вице-президента чего?
— Генерал Лоулор ознакомился с вашим медицинским предложением, — сказала она. Только тут Ричард осознал, откуда ему звонят
[14].
— А-а, так вы от вице-президента Чейни… — сказал он.
— А что, у нас есть еще какой-то вице-президент? — удивилась она.
Кто-то в фонде, даже не предупредив его, переслал докладную в Вашингтон, там ее тоже кто-то куда-то еще переслал, и еще, и еще, пока она не дошла до Белого дома. В итоге в 2002 году президент Буш в ежегодной речи о положении дел в стране призвал к созданию резервного медицинского корпуса. Ричарда вызвали в Вашингтон и поручили заняться его организацией в структуре Министерства здравоохранения и социальных служб. Результатом со временем стали сто офисов и двести тысяч волонтеров резервного медицинского корпуса по всей стране.
По ходу дела Ричард погрузился в субкультуру федеральных служб экстренного реагирования на чрезвычайные ситуации. Пара недавних событий как раз сделала биотерроризм главной угрозой национальной безопасности в головах тех, кто за нее отвечал или около нее кормился. Одним стала серия покушений на заражение Капитолийского холма сибирской язвой в октябре 2001 года; а другим — предшествовавшие этим атакам учения «Темная зима»: летом 2001 года горстка умников из правительственных и околоправительственных кругов США собралась на военной авиабазе Эндрюс и спланировала тщательно продуманную биотеррористическую атаку на американское население. В ходе этого вымышленного теракта триста американцев были заражены черной оспой в торговых центрах Атланты, Филадельфии и Оклахомы. Болезнь считалась искорененной еще в 1970-х годах, запасы вакцины иссякли, и население США оказалось беззащитным перед лицом возродившегося к жизни вируса. Воображаемая атака закончилась плохо: через два месяца после первой вспышки три миллиона американцев заболело, свыше миллиона умерло.
Затем последовали реальные теракты 11 сентября 2001 года — и кривой ответ на них администрации Буша, которая злокозненно отвлекла всеобщее внимание от саудитов, реально стоявших за теми атаками, и назначила ответственным за них Ирак и лично Саддама Хусейна. И таки да: последняя на планете серьезная вспышка черной оспы произошла именно в Ираке и именно при Саддаме (правда, в 1972 году). С тех пор за Хусейном и закрепилась такая слава, будто он только и мечтает о том, как бы врезать по цивилизованному миру биологическим оружием.
Во всяком случае, навязчивая мысль о том, что у Саддама Хусейна до сих пор где-то припасен вирус черной оспы, не давала покоя администрации Буша. Ричард в жизни не участвовал в обсуждении проблем национальной безопасности, а потому был несказанно удивлен, когда его новые коллеги, едва лишь речь зашла о биотерроризме, стали апеллировать к нему как к безоговорочному авторитету в этой области — просто по той причине, что раз он медик по образованию, значит, ему есть что сказать и предложить. «Меня втягивали в нечто, не имевшее ко мне никакого отношения, — вспоминал он. — Я ходил на все эти совещания в Белом доме или в Совете нацбезопасности. Соберутся там за длинным столом всякие матерые генералы, поднимут какой-нибудь этакий вопрос — и смотрят на меня все как один вопросительно. Вот хирург, вот стол, — давай режь!» К январю 2003 года Ричард, сам не ведая какими путями, оказался в Пентагоне в роли докладчика по теме: как стране минимизировать человеческие потери от черной оспы, рассеянной террористами. Сам он ничуть не верил в реалистичность террористической атаки на США с использованием этого вируса. «Я своего недоумения даже и скрывать не стал. Если ты террорист, у тебя для достижения поставленной цели всегда найдутся средства получше». Но по запросу Минобороны ему пришлось прорабатывать сценарий атаки с использованием вируса оспы — самому от и до. С нуля. «Для решения трудной задачи у меня есть правило: начинать не с расхожей мудрости, а с чистого листа». Вот он и начал с рисования на салфетках точек-людей, кругов общения, паутины сетей, — и вскоре вырисовалось такое, что он помчался в Пентагон как ошпаренный.
