На тот момент Картер эмпирически полагал, что летальность нового вируса — то есть смертность среди инфицированных — находится где-то в интервале от 0,5 % до 1,1 %. Кроме того, как он догадывался, в случае невмешательства со стороны правительства инфекция затронет 20–40 % народонаселения США. Разработанный им и Ричардом и переданный в 2006 году CDC план предусматривал классификацию пандемий по тяжести последствий — подобно ураганам — с разбивкой на пять категорий по числу человеческих жертв среди американских граждан в случае невмешательства. Вспышки, чреватые смертью не более 90 000 американцев, относились к «категории 1» и требовали лишь предписания больным в острой стадии соблюдать домашний режим. А вот при пандемиях категорий 4 (свыше 900 000 жертв) и тем более 5 (свыше 1,8 миллиона) CDC надлежало задействовать все доступные меры, включая: изоляцию больных; запрет публичных собраний; удаленную работу, где только возможно; принудительное социальное дистанцирование; закрытие школ на срок вплоть до двенадцати недель. И вот теперь по результатам расчетов в столбик на оборотной стороне конверта у Картера выходило, что, если общество не вмешается, вирус как раз и унесет жизни от 900 000 до 1,8 миллиона американцев. «Прогнозируемые масштабы последствий этой вспышки таковы, что в это даже верится с трудом», — написал он.
Согласно плану противодействия пандемии, федеральное правительство должно было как минимум начать подготовку к введению полного пакета мер в масштабах страны. Этого не делалось. Насколько мог судить Картер, даже за эпидемической обстановкой правительство следило не особо усердно. «Последняя мысль на сон грядущий, — написал он поздно вечером 27 января. — У нас в США на сегодня имелось пять подтвержденных случаев. В реальности это число выше в 20–40 раз (то есть у нас точно есть человек 100–200 инфицированных, если выявили уже пятерых)». На тот момент, между прочим, у CDC официально находилось под наблюдением еще около сотни лиц «с подозрением на коронавирус». Пока что из числа проверенных CDC лабораторные тесты выявляли вирус у каждого седьмого. Для того чтобы выявить вирус у 100–200 инфицированных, свободно перемещавшихся с ним, как считал Картер, по всей территории США, CDC нужно было держать под наблюдением и протестировать как минимум всемеро больше людей — от семисот до полутора тысяч. «Прямо сейчас мы еще на фазе сдерживания, — писал Картер. — А теперь представьте, что по всем Штатам начали вспыхивать пожары от искр в этой дымной гари, за которыми мы недоглядели, — их же может занести куда угодно. Так что стратегия сдерживания диктует нам главную задачу: отыскивать все эти тлеющие угли сразу же и как можно оперативнее — и тут же их затаптывать, гасить. Но эта стратегия работает лишь до тех пор, пока новые случае приходят извне или по кратчайшим и потому отслеживаемым цепочкам передачи. ‹…› Также она требует неимоверной и просто-таки изнуряющей бдительности. Поскольку площади, на которых осаждается гарь, необъятны, просмотреть в этой саже отдельный тлеющий уголек проще простого. К тому же важен и характер местности: уголек ведь может упасть и в водоем, и на асфальтобетон посреди автостоянки, и на зеленый луг, и на сухую листву или хвою подстилки леса. Это же всё дело случая — куда упадут искры, начнется ли возгорание на месте их падения и как далеко распространится пожар в случае возникновения».
На следующий день Картер получил письмо от Ричарда, но по несколько иному поводу. Как глава CEPI, Ричард был вправе выделять сотни миллионов долларов компаниям со свежими идеями относительно того, как разработать и запустить в производство новые вакцины быстрее, чем когда-либо. Самое интересное, отмечал Ричард, в том, что свободный рынок никак не отреагировал на начало пандемии — и частных инвестиций в разработку этими компаниями вакцин на ранних стадиях не было вовсе. Лишь подразделение Мэтта Хепберна в Минобороны поначалу выделяло хоть какие-то средства на подобные разработки тем фармацевтическим компаниям, у глав которых с началом вспышки алчно забегали глазки. Теперь главную роль в содействии скорейшему завершению клинических испытаний их вакцин взяла на себя CEPI.
Ставку сделали на бостонских авангардистов из Moderna, британско-шведскую фирму со странным названием AstraZeneca и еще нескольких многообещающих кандидатов, потенциально способных создать вакцину в рекордные сроки. Чем скорее будут пущены в расход выделенные CEPI деньги, тем быстрее люди пройдут массовую вакцинацию и тем раньше закончится пандемия. Четырьмя днями ранее, когда Картер еще только-только составил первое представление о вирусе, CEPI уже выделила фирме Moderna грант на покрытие издержек первых двух стадий клинических испытаний вакцины. «Адски жарко было у нас в CEPI — настолько, что казалось, будто мои волосы вот-вот вспыхнут и я сорвусь», — вспоминал Ричард. Если бы новый коронавирус оказался повторением репризы 2009 года со свиным гриппом — очередным шумным залпом природы по людям холостыми патронами, — деньги были бы пущены на ветер и доноры устроили бы ему тот еще бунт. CEPI пошла на этот риск, ибо при удачном исходе у нее появлялся отличный шанс играть ведущую роль и при будущих пандемиях, чувствовал Ричард. «Тут главное покрепче ухватить дилемму за оба рога, — писал он Картеру. — В общем, приглашаю тебя пораскинуть мозгами, как быть дальше, чтобы не погореть».
У Картера имелась сложившаяся точка зрения на решения подобного рода. Он полагал, что подходить к ним нужно так же, как врач-реаниматолог подходит к оказанию помощи пациенту на грани жизни и смерти. Мысленно проигрываешь сценарии того, что может случиться, если сделать задуманное — или если отказаться от этой идеи, и задаешься вопросом: какое из двух решений, если оно окажется ошибочным, вызовет у тебя больше угрызений совести? Ричард согласился — и далее действовал без оглядки назад. CEPI раскрутилась на всю катушку и раздала свыше миллиарда долларов всевозможным производителям, лишь бы ускорить появление вакцины. Едва ли кто-то еще из людей с подобными полномочиями мыслил подобным образом. «Регулярно вижу комментарии с вопросами, почему ВОЗ и CDC всячески ее [проблему] приуменьшают, — писал Картер. — Я хоть и не эксперт по охране здоровья населения ‹…›, но с какого бока на нее ни взгляну, и то вижу: дело плохо». Тридцать первого января правительство США наконец приняло меры, которые трудно было назвать своевременными по причине их запоздалости: ограничило въезд иностранцев и ввело обязательный двухнедельный карантин для всех американцев, возвращавшихся из Китая. «Мы практически перекрыли ему [вирусу] все пути к нам из Китая», — заявил президент Трамп. Но к тому времени, по мнению Картера, вирус успел настолько широко распространиться по всей территории США, что фокусировка на приезжих стала бессмысленным отвлечением ресурсов. «Пустая трата времени, — написал он по поводу заявления Трампа. — Выставили охрану при входе, а воры тем временем выносят добро из дома через заднюю дверь».
Через четыре дня, 4 февраля, Картеру написал Майкл Гельман, врач-инфекционист из системы МДВ. Гельман принадлежал к небольшой когорте врачей, рассеянных по всей сети ветеранских госпиталей, которым при случайном знакомстве с Картером хватило зоркости усмотреть в нем именно того человека, на которого можно опереться в случае возникновения самых невероятных и немыслимых проблем. Все они некогда открыли для себя, что Картер ни во что не вмешивается по собственной инициативе, но, если его единожды попросить о помощи, он тут же подключится и своим хитро устроенным умом охватит много больше, чем способны осмыслить и сделать они сами. Впервые Гельман написал Картеру с просьбой помочь разобраться с какой-то сложной проблемой управления госпиталем, где он работал. «Через тридцать семь минут после отправки письма я получил от него обстоятельный ответ с идеально продуманным и исчерпывающим, до мельчайших деталей изложенным готовым решением, — сказал Гельман. — Он как вампир за дверью — терпеливо и молча ждет приглашения войти».
