Насколько я знаю, бабушка никогда не выезжала из страны, не считая поездки в Канаду. Так случилось, что отец тоже мало путешествовал. Помню, мой троюродный брат Чаки жил в южном Техасе, и он часто возил утиль туда-сюда через границу. Мой отец был у него раз или два и регулярно давал советы по телефону. Кроме этого, отец в начале 1980-х летал в Эфиопию, чтобы заключить сделку по металлолому, но она не состоялась.
В середине 1990-х, когда наше семейное предприятие всерьез включилось в торговлю с Китаем, практически все сделки совершались у нас. Китайцы приезжали к нам, платили наличные и уезжали с металлоломом. Конечно, это была международная торговля, но ее мы могли вести, не выходя из дома. В разгар бума 1990-х мой отец пару раз ненадолго летал в Китай, возвращаясь с фотографиями китайских свалок, заполненных людьми и разноцветными грудами проводов. Но я всегда подозревал, что его поездки служили лишь предлогом для путешествий, а то и просто для ночных развлечений вне дома. Главный вывод из увиденного был таким: китайцы богатеют, и они еще долгое время будут жаждать металлолома. Отец не ошибся – за последние два десятилетия, основываясь на этих выводах, многие сколотили гигантские состояния.
По иронии судьбы моя семья в число счастливчиков не попала.
Недавно я услышал мысль, мол, если вы владели свалкой и не разбогатели за два последних десятилетия, то вы или глупец, или невероятно невезучий человек. Я усмехнулся, хотя меня задела эта фраза. Мы не только не разбогатели; наш бизнес пострадал и даже сократился в годы бума. С другой стороны, сам факт, что семья оставалась в бизнесе, а не обанкротилась, – уже достижение само по себе.
Все заслуги принадлежат отцу. Он талант, специалист до мозга костей, один из величайших торговцев в той отрасли, где требуется крутиться, как колеса, катящиеся с холма. Однако его способности не смогли обеспечить ему счастья. Я встречал людей, которые в середине жизни сдавались или уставали заключать сделки ради самих сделок. Похожие на моего отца, с интеллектом выше среднего, они выросли в мусорной индустрии еще до того, как она стала «зеленым» бизнесом, до того, как она превратилась в идеологию, смысл и цель. Конечно, всегда приходилось учитывать и не денежные проблемы, в частности неумолимое ползучее государственное регулирование, – и попытки под него подстроиться отнюдь не напоминали решение приятной головоломки.
Так что же происходит с торговцами металлоломом, которые устали делать деньги ради денег, которые не уважают собственного дара зарабатывать на кучах чужого барахла? Иногда они начинают гоняться за юбками; иногда обращаются к выпивке; иногда они открывают киоски, продающие текилу на австралийских пляжах, и называют это карьерой. Так получилось, что мой отец подумывал над последним вариантом, но выбрал первые два.
Фактически большую часть 1990-х, когда я был связан с мусорным бизнесом, отец крепко подсел на алкоголь и другие вещества. Не стоит и говорить, что постоянно пьяный руководитель компании – причина всевозможных проблем в любой индустрии. Однако в сфере мелкой торговли металлоломом, где большинство сделок совершаются с помощью наличных, а собственные работники способны обобрать вас до нитки, это все равно что выкинуть деньги в измельчитель для проволоки.
В то время я был молодым и неопытным, изучал философию и неоднозначно относился к идее посвятить себя работе в индустрии торговли ломом. Мне хотелось заниматься другими вещами – сочинять песни, писать романы, влюбляться в депрессивных женщин и получить наконец научную степень по эволюционной биологии. Но когда у вашей семьи и вашего семейного бизнеса проблемы, вы делаете то, что можете. Поэтому я принял одно из лучших решений в своей жизни и стал вместе с бабушкой работать на нашей свалке. Изо всех сил мы стремились сохранить наличные, отправили отца в один из лучших наркологических центров в Соединенных Штатах. Одновременно я научился закрывать банковские счета и кредитные линии, пока мы балансировали между выбором платить банкам, работникам или оплачивать привычки отца.
В бизнесе мы остались, конечно, чудом. Я отчетливо помню тот день, когда мне пришлось идти в наш банк и смиренно объяснять, что отец лечится, а поэтому не надо лишать нас денег. Сохранилось еще более яркое воспоминание о необходимости выписать отца из наркологического центра во Флориде, чтобы он мог подписать очередной кредитный договор с каким-то финансовым учреждением, подкрепляя у кредитора ложное впечатление (которое обеспечивал я), будто отец проводил месяц в плаваниях по Мексиканскому заливу (хотя он наверняка ни разу не ступал на палубу корабля). В любом случае, когда мой возраст подходил к 30 годам, я понял две вещи: во-первых, мой отец никогда не станет трезвенником, как бы ни надеялись мы с бабушкой; во-вторых, у меня не было будущего в бизнесе, чей руководитель, хоть и крайне талантливый, почти постоянно отсутствовал.
Наш бизнес нельзя было назвать совсем пропащим делом – у отца хватало сил удерживать компанию на плаву, однако на будущее рассчитывать не стоило. Я хотел найти жизнь за пределами нашей свалки, даже если «за пределами» означало, что я не смогу обедать с бабушкой несколько раз в неделю. Хотя наши обеды проходили своеобразно: нет ничего приятнее, чем сидеть с бабушкой перед батареей видеомониторов и ловить работников на воровстве. Вот мы веселились!
В те дни помимо металлолома у меня были две страсти – музыка и журналистика. Я пробовал силы в различных музыкальных направлениях и бросил примерно в 20 с хвостиком – именно тогда, когда такие вещи и должны глохнуть. Однако с журналистикой, похоже, дело должно было выгореть, хотя очевидных предпосылок вроде бы не существовало. В Миннеаполисе я начал фрилансерскую работу для журналов, добиваясь все более серьезных заданий. Затем, через год или два, мне предложили отправиться в Китай и писать о металлоломе. Я незамедлительно согласился.
Это было ужасной идеей.
Во-первых, я не знал языка. Во-вторых, я никогда не был в Азии. И в-третьих, наш семейный бизнес в Миннеаполисе все еще действовал. Однако бабушка, настоящая дочь индустрии металлолома, побудила меня ехать. «Ты должен жить своей жизнью, – сказала она. – Ты должен это сделать». Вряд ли она предполагала, что я останусь в Китае на десять лет; я-то точно такого не предполагал. Если бы такая мысль приходила ей в голову, подозреваю, она сказала бы мне то, что говорила другим: на самом деле она не хочет моего отъезда. Если бы я знал, как сильно она хотела, чтобы я остался, я бы остался; если бы я знал, что буду далеко от нее в последние годы ее жизни, я бы остался. Однако поездка планировалась короткая, а потом я собирался вернуться и найти работу – возможно, в местной газете.
Я поехал в Китай с чистой в общем-то совестью и несколькими поручениями. Конечно, больше всего меня интересовало все, связанное с металлоломом. Я видел отцовские фотографии китайских свалок, но не особо им верил. Чтобы действительно понять то, что стояло за этими фотографиями, мне нужно было увидеть все самому. Знания, которые я приобрел на своей базе за прошедшие годы, не имели права остаться без применения.
Помню, как первый раз я писал из Фошаня – города с семимиллионным населением.
