Станет ли со временем китайская индустрия металлолома более безопасной? Вероятно. Но даже в США, где правила техники безопасности относятся к самым строгим и надежным в мире, ломоперерабатывающая отрасль по-прежнему является значительным источником несчастных случаев. Не потому, что никто не старается: ведущие торговые организации тратят непомерное количество времени, энергии и денег на тренинги по безопасности. Но факт остается фактом: утилизация чужого мусора – по природе своей опасное занятие. Лучшее решение – а в действительности единственное – прекратить выкидывать столько вещей. Каждый старый кусок водопроводной трубы и каждый использованный компьютер – очередной шанс кого-нибудь травмировать.
Да, риск большой, но и возможности огромные, и в своих поездках я еще не бывал в стране или в регионе, где утилизация находится в упадке. По мере того как ресурсы скудеют, спрос на их повторное использование растет. Тут открываются возможности для мелкого сборщика, но еще большие – для предпринимателя, который выясняет, как вести бизнес с этим сборщиком. Нигде на земле масштаб подобных возможностей не оценивают и не используют с большей готовностью, чем в южном Китае.
В 1980 году правительство Китая дало статус свободной экономической зоны Шэньчжэню – в то время маленькой рыбацкой деревушке, расположенной на границе с Гонконгом. Планировалось использовать его в качестве китайской лаборатории рыночных реформ – расположенной достаточно далеко от Пекина, чтобы не пачкать столицу буржуазной идеологией, но достаточно близко от Гонконга, чтобы привлечь богатых китайских инвесторов с опытом работы на свободном рынке.
Главным преимуществом Гонконга был порт. Он уже тогда входил в список самых загруженных портов мира, принимая грузовые суда со всей планеты. Для Джо Чэня и других импортеров металлолома это имело огромное значение. Прибывшие в перегруженный Гонконг контейнеры можно было на регулярной основе переправлять к китайской границе: их перемещали на баржи и отправляли в Китай. Определялись пошлины (хотя в то время слово «пошлина» равнялось словам «откат» и «взятка»), и контейнеры на грузовиках везли на базу. Для таких операций требовались связи и все коррупционные составляющие, принятые в Китае, поэтому большинству первых импортеров металлолома вроде Джо Чэня приходилось сотрудничать с местными властями, в свою очередь поддерживавшими хорошие отношения с портом и таможней.
В конце 1980-х, когда Джо активно работал на своей обреченной базе «Тун Тай» в Чжухае, к нему с просьбой о сотрудничестве обратилась одна государственная фабрика из шэньчжэньского район Буцзи. «Они делали проволоку, медную проволоку, но не знали, где взять достаточно металлолома для фабрики», – объясняет он мне, сидя в салоне «мерседеса». Затем он изображает своих партнеров: «Посмотрите, не можете ли поставлять нам медь для нашего бизнеса». Джо с огромной радостью удовлетворил потребности клиентов, и их партнерство продолжается уже 20 лет.
В день моего визита к Джо несколько рабочих обдирали изоляцию с проводов и разламывали оконные рамы на огромной залитой бетоном площадке в тени многоэтажного здания фабрики. Моток оголенной проволоки катили на фабрику, а прочие металлы связывали и готовили к отправке на мелкие заводики вокруг Шэньчжэня. Таким бизнесом мелкие предприятия занимались еще со времен промышленной революции. Однако для Китая, где доступ к сырью (в частности, к металлам) плотно контролировался государством, мелкая торговля металлоломом стала настоящей коммерческой революцией.
Взгляните с такой точки зрения: 1980 год, Китай, вы – инженер и вы придумали новый вид латунного шарика для шариковой ручки. Единственный вариант воплотить вашу идею в жизнь – отдать свое изобретение государственной фабрике. Чисто теоретически предположим, что вы желаете разработать свое изобретение, производить и продавать его самостоятельно, – смогли бы вы это делать?
Допустим, вам даже дали денег на покупку простого оборудования для производства новых шариков для авторучек, но где бы вы достали латунь? В 1980 году сырьевые материалы (включая металлы) были государственной монополией. Владеющая сырьем организация вела дела только с другими государственными организациями. Они не продавали корзину латуни инженерам с мечтой; ровно наоборот – они продавали колоссальное количество сырья огромным неэффективным заводам по фиксированным ценам. Вероятнее всего, у них не было даже номера телефона, по которому вы могли бы позвонить, или прилавка, к которому вы могли бы подойти.
И тут на сцене появляется Джо Чэнь, импортер металлолома. По тем временам – серьезный предприниматель. Но по сравнению с государственным предприятием-голиафом он был мелочью, и его интересовало одно: продать металлолом тому, кто предложит больше. Поэтому, если вы, жалкий инженеришка, забрели бы на его свалку в поисках нескольких корзин латуни, из которой собирались производить шарики для своих шариковых ручек, то он продал бы вам ее – за наличные. И он продавал, с утра до вечера, крупным и мелким покупателям, каждый из которых по-своему создавал бизнес, товары и здания в Шэньчжэне и в дельте Жемчужной реки
[42]. В отличие от крупных государственных компаний, покупатели импортного металлолома (у импортеров) в основном являлись мелкими предприимчивыми новичками. И это тоже можно считать революцией: отныне китайским предпринимателям хватало материалов, необходимых для их производства. Металлолом разрушал ключевой пункт контроля в плановой экономике Китая.
Взгляните на цифры, предоставленные мне отделом утилизации Китайской ассоциации промышленности цветных металлов: в 1980 году металлолом обеспечивал 22 % китайского производства меди. К 1990 году эта величина поднялась до 38 %, а к 2000-му – до 74 %. Такой рост стал следствием ряда факторов, не последним из которых был растущий аппетит Китая к меди при ограниченном количестве медной руды. Важно то, что эти 74 % в 2000 году давали в основном предприниматели, продававшие сырье другим предпринимателям (сегодня это число близко к 52 % по разным причинам, включая высокую цену лома по сравнению с первичной медью). Между тем пять китайских провинций с наибольшими показателями по импорту металлолома – это те же пять китайских провинций, у которых выше всего ВВП, начиная с провинции Гуандун. Предприимчивость и металлолом – не единственные причины такой корреляции, но свою роль они определенно играют.
К концу 1990-х Шэньчжэнь и окружающие его города стали ведущим мировым производителем практически всего – от автозапчастей до кукол Барби. Регион превратился в грозную и прославленную Мастерскую Мира – место, куда переместились фабрики со всего света в поисках дешевой рабочей силы и ослабленного регулирования; место, где фермер мог стать титаном китайской индустрии, домовладельцем среднего класса или хотя бы работником на фабрике, с оплатой выше, чем работа ради выживания на рисовых полях. Сегодня регион остается одной из самых концентрированных производственных зон в истории человечества, местом, где изготавливается все.
