Вин садится на сиденье и достает из сумки айпад. «Наш GPS-навигатор», – смеется он и раскрывает карту. Когда экран показывает наше положение, юноша поворачивается к отцу и – на кантонском языке – указывает ему в сторону автострады.
Я встречался с Гомером в 2009 году, вскоре после того, как мировой финансовый кризис 2008 года спровоцировал стремительный обвал рынка металлолома. Когда американские и китайские потребители прекратили покупать новые вещи, цены на сырье упали: некоторые виды лома даже на 90 % в течение нескольких недель. Однако, если бы мне не рассказали, я бы не догадался о том, что Гомер в кризис потерял примерно половину своего значительного состояния, – его спокойствие никуда не делось. Тем не менее за 18 месяцев он вернул все обратно – результат его таланта торговца ломом, его обаяния продавца и – что самое важное – ненасытного спроса на металлолом в Китае.
Сегодня при хорошей ситуации на рынке Гомер с Джонсоном легко могут покупать и продавать ежемесячно по 50 и больше грузовых контейнеров с металлоломом. Некоторые стоят до $100 тысяч, а некоторые – всего $10 тысяч. Чтобы добраться из США в Китай, нужно иногда целых шесть недель, и у Гомера хватает ресурсов и мужества покупать лом даже при неустойчивых рынках, когда контейнер может упасть в цене на 40 % за время дороги из Сент-Луиса в Цинъюань, родной город Гомера.
Вот это профессионализм!
Справа от нас простирается Гуанчжоу. Я вижу скрученную телебашню
[72] высотой 600 м – самое высокое сооружение в Китае. Мы едем мимо длинных одноцветных складов, они рябят в глазах и вызывают сонливость, и в каждом скрыты какие-нибудь фабрика, товар, часть китайского экономического двигателя.
– Видите? – спрашивает Вин.
Я поворачиваюсь к тонкой бетонной платформе, по которой между Гуанчжоу и Уханем будут ходить высокоскоростные поезда: 1 тыс. км за четыре часа. Пока еще отливают сваи, еще нет ни путей, ни даже бетонного основания. Но все будет: с 2007 года Китай открыл больше 3 тыс. км высокоскоростных железнодорожных маршрутов. Ни одна из линий не проходит мимо Гомера или Вина, ведь ей нужна сталь для рельсов и медь с алюминием для многих километров проводов.
Через час Гомер сворачивает на съезд, ведущий к Цинъюаню. Сверху мы смотрим на строящиеся здания, самосвалы и грузовики-платформы, груженные стальными строительными конструкциями. Из окна я вижу фермеров, несущих урожай на собственной спине и везущих его на маленьких одноместных пикапах. Гомер вежливо пропускает их и обращает мое внимание на грузовик, наполненный сияющей на солнце медной проволокой. На соседней полосе еще один фермерский грузовичок, забитый извивающимися кусками изоляции, которую разрезали и вытащили медный провод. Пока мы проезжаем мимо, они, привязанные веревкой, дергаются на ветру.
Гомер рассказывает мне, что утилизационный бизнес появился в Цинъюане вместе с тайваньскими предпринимателями в середине 1980-х. Рабочих рук хватало, и люди рвались трудиться даже за низкую плату, поскольку – с учетом обстоятельств – она все равно превышала прожиточный минимум, который удавалось обеспечить сельскохозяйственным трудом. К тому же Цинъюань располагался достаточно далеко, и до него не дотягивался пристальный контроль со стороны природоохранных органов в Пекине и Гуанчжоу. Зато были налажены связи – по рекам и железной дороге – с портами, куда доставлялся металлолом. Такие же пути соединяли утилизаторов лома с производителями, которые превращали вторсырье в провода, кабели и инфраструктуру, что стимулировало экономический рост Китая в течение 25 лет. Правительство провинции Гуандун в стремлении к иностранным инвестициям и дешевым сырьевым материалам поощряло подобную торговлю. О загрязнении среды никто тогда не думал.
Справа расположены старенькие пансионаты, рекламирующие знаменитые горячие источники Цинъюаня, а сразу за ними – крупные жилые комплексы позади знака с надписью на английском: BADEN SPA. На заборе длиной в сотни метров висят фотографии людей в натуральную величину – европейцы резвятся у бассейна. Затем идет гряда холмов, а вдали – вздымающиеся горы. Холмы покрыты деревьями, но не везде – местами их кто-то раскопал, обнажив красную почву: добывали песок, необходимый для строительства. Мы минуем оптовые магазины по продаже проводов и кабелей для процветающей строительной отрасли региона, и, когда я смотрю мимо них на далекие холмы, мне думается, что раньше тут было очень красиво.
Когда я спрашиваю Гомера, как и почему он бросил парикмахерское дело и занялся металлоломом, тот пожимает плечами: «Просто пошел за другими». Семья одолжила ему для начала бизнеса $5 тысяч, и он отправился в близлежащие Дунгуань и Шэньчжэнь, чтобы приобрести свои первые партии груза у тайваньских торговцев. Сегодня эти два города – левый и правый желудочки в производственном сердце Китая, способствующие экономическому росту провинции Гуандун и Китая в целом. Но тогда они только-только начинали развиваться, и умный амбициозный парикмахер, готовый рискнуть, мог начать путь к благосостоянию. «Тогда с ломом было легче. Дешевле», – говорит Гомер. В те времена за грузовик старых электромоторов и компрессоров от холодильников, привезенных из США, можно было заплатить около $1200. Именно в те годы Гомер узнал разницу в содержании меди в кабеле толщиной в три четверти дюйма в зеленой изоляции и кабеле в черной изоляции с оболочкой из стали. Вот почему, когда Джонсон присылает снимки с американских баз металлолома, Гомеру нужно всего лишь один раз взглянуть на них, и уже можно набирать в ответ цену и снова засыпать. Такой опыт можно получить, лишь когда лично разделывал кабель.
Гомер останавливает свою «хонду» у главного входа базы Qingyuan Jintian – одного из крупнейших утилизаторов медного лома в Китае и одного из крупнейших клиентов Гомера.
Вышедший тщедушный охранник наклоняется над лобовым стеклом, узнает Гомера и машет рукой: «Проезжайте».
Qingyuan Jintian обрабатывает ежегодно свыше 90 млн фунтов медесодержащего лома – то есть примерно шесть грузовых контейнеров в день. Конечно, не все медесодержащее вторсырье одинаковое. Иногда в нем всего 28 % меди – например, в рождественских гирляндах; иногда больше. Но цель всегда одинаковая: взять что-нибудь по цене $0,55 (например, фунт гирлянд) и превратить в вещь стоимостью $3,12 – такова цена фунта чистой меди на Лондонской бирже на момент моего визита. Qingyuan Jintian руководствуется теми же ценами и принципами, которые управляют всеми базами лома в Китае и развивающихся странах, только она намного, намного крупнее. Но я уже точно знаю: я увижу тут то, что уже видел где-нибудь в меньших масштабах.
Гомер паркуется. Когда мы выходим из машины, из стеклянных дверей появляется невысокий коренастый мужчина с детским лицом и неровной самодельной пышной прической (интересно, заметил ли Гомер?). На нем черная кожаная куртка, а в его походке заметна дерзкая уверенность человека, которому гарантировано место в жизни. По сути, так и есть: перед нами племянник президента компании. За ним через стеклянную дверь я вижу его секретаря: хрупкую красотку в мини-юбке и в черных туфлях на каблуках. По-моему, она тут неуместна, но я встречал достаточно людей, подобных этому Племяннику, чтобы понимать: с его точки зрения, она находится именно там, где и должна.
